– Угу, – ответила Эсме. – Он еще прыгнул в бассейн. Это было смешно.

При упоминании о том прыжке Ксенократ поежился. Как бы он хотел забыть тот случай!

– Я сказал всем, что Эсме возвращается к своей матери, – продолжил Роуэн. – Но может быть, вам хочется самому отвезти ее туда?

– Мне? – переспросил Ксенократ, изображая полное равнодушие. – Почему?

– Потому что вы очень хорошо относитесь к людям, – сказал Роуэн и подмигнул – вовремя и быстро. – А к некоторым лучше, чем к другим.

Глядя на дочь, которую он никогда не сможет публично признать своей, Ксенократ несколько отмяк сердцем. Все, конечно, спланировал этот юноша. Этот Роуэн Дэмиш хитер и изворотлив – замечательная черта характера, если ее правильно направлять. Наверное, он требовал большего внимания, чем то, что уделял ему Ксенократ в прошлом.

Эсме ждала, что будет дальше, и Ксенократ наконец улыбнулся ей широко и дружелюбно.

– Мне будет приятно отвезти тебя домой, Эсме.

Произнеся эти слова, Ксенократ встал. Но уйти сразу он не мог. Было еще одно дело, не требующее отлагательства. Нужно принять еще одно решение, и это решение – в его власти. Он повернулся к Роуэну.

– Вероятно, мне следует использовать свое влияние, чтобы прекратить начатое расследование, – сказал он. – Из чувства уважения к павшим товарищам. Да не будет светлая память о них запятнана лапами криминалистов, способных оклеветать любого.

– Пусть мертвые останутся мертвыми, – согласился Роуэн.

Так было достигнуто устное соглашение. Высокое Лезвие перестанет трясти дерево, а Роуэн будет надежно хранить его тайну.

– Если тебе понадобится жилище, после того как ты покинешь этот особняк, Роуэн, знай, что мои двери всегда для тебя открыты, – сказал Ксенократ.

– Благодарю вас, Ваше превосходительство!

– Нет, это я благодарю тебя, Роуэн.

Ксенократ взял Эсме за руку и повел ее к машине, чтобы отвезти домой.

Второго января Года Капибары, накануне Зимнего конклава жнец Кюри повезла Ситру в Фалкрум-Сити. Их конечной целью было здание Капитолия.

– Твое финальное испытание состоится сегодня вечером, но результаты ты узнаешь только завтра, на конклаве, – сказала она.

Но Ситре это было известно.

– Испытание одно и то же для каждого ученика, из года в год.

А вот это для Ситры было внове. Испытание имело смысл только в том случае, если по его условиям все кандидаты должны были доказать свое соответствие некому стандарту. Оказывалось, что это не так. И особенно беспокоило то обстоятельство, что каждый ученик подвергается испытанию в одиночку, а не в компании таких же, как он, учеников. Получалось, что для Ситры это будет состязание не с Роуэном и прочими, а с самой собой.

– Скажите, в чем состоит испытание, – попросила она жнеца Кюри.

– Я не могу, – ответила Кюри.

– То есть не хотите?

Жнец обдумала слова Ситры.

– Ты права. Не хочу, – сказала она.

– Могу я говорить с вами откровенно, Ваша честь?

– Разве когда-нибудь ты говорила не откровенно?

Ситра откашлялась и постаралась быть максимально убедительной.

– Вы слишком щепетильны, и это ставит меня в более трудное положение. Вы же не хотите, чтобы я страдала из-за вашей излишней щепетильности, верно?

– В нашей работе щепетильность – одно из главных условий.

– Но я уверена, что другие жнецы сказали своим ученикам, в чем состоит испытание.

– Возможно, что и сказали, – ответила жнец. – А возможно, что и нет. Есть традиции, которые не рискнут нарушить даже самые беспринципные из нас.

Ситра сложила руки на груди, но ничего не сказала. Она знала, что это каприз, что она ведет себя как ребенок, но ей было все равно.

– Ты доверяешь жнецу Фарадею? – спросила жнец Кюри.

– Да.

– Доверяешь ли ты также и мне?

– Доверяю.

– Тогда пусть все идет своим чередом. Я верю в твои способности, верю в то, что ты с блеском пройдешь испытание, даже не зная наперед, в чем оно состоит.

– Я поняла, Ваша честь.

Они прибыли в восемь вечера, и им сказали, что в силу жребия Ситра будет проходить испытание последней. Роуэн и два остальных кандидата в жнецы шли перед ней. Ситру и ее наставника отправили в комнату ожидания. Они ждали и ждали, а очередь все не наступала.

– Это выстрел? – спросила Ситра через час. – Или мне уже кажется?

– Шшш, – прошептала Кюри в ответ.

Наконец за ней пришел охранник. Жнец Кюри не стала желать ей удачи, а только кивнула с самым серьезным видом.

– Я подожду здесь, – сказала она.

Ситру привели в длинную комнату, где было, как ей показалось, неприятно холодно. В дальнем конце комнаты в удобных креслах сидело пять жнецов. Двоих Ситра узнала – это были жнец Мандела и жнец Меир. Остальные трое были ей незнакомы. Это и есть лицензионный комитет, подумала Ситра.

Перед ней стоял стол, накрытый чистой скатертью. А на скатерти, на равном расстоянии друг от друга, лежало оружие: пистолет, револьвер, ятаган, нож и фиал, в котором находилась ядовитая таблетка.

– Для чего это все? – спросила она и, поняв, что вопрос глуп, перефразировала его:

– Что я должна сделать?

– Посмотри в другой конец комнаты, – сказал Мандела, указывая куда-то за спину Ситры. Ситра обернулась, и свет выхватил из темноты стул, до этого скрытый в тени – не такой удобный, как кресла, в которых сидели жнецы. Там находился некто со связанными руками и ногами, а также с капюшоном, закрывающим голову.

– Мы хотим посмотреть на то, как ты умеешь вести «жатву», – сказала жнец Меир. – Для этого мы приготовили весьма своеобразный объект.