Над жнецами загорелись огни. Теперь, казалось, они сидят гораздо дальше, чем сидели. Дойти до них представлялось невозможным, немыслимым, да к тому же они встретили ее на подходе заградительным огнем своих комментариев:

– Весьма неряшливо.

– Напротив. Крови почти не было.

– Зачем же она вложила оружие в его руки? Это же риск!

– А этот обман с мороженым! Зачем?

– Она его готовила. Хотела удостовериться, что он готов.

– Какое это имеет значение?

– Она показала отвагу, но, что более важно – способность к состраданию. Разве не эти качества нужны жнецу?

– Главное – эффективность.

– Эффективность есть оружие сострадания.

– Спорное утверждение.

Затем жнецы замолчали, решив не приходить к общему мнению и сохранить на счет Ситры свои разногласия. Ситра подозревала, что Мандела и Меир на ее стороне, а вот раздраженный – нет. Что до остальных двоих, то понять, какого они о ней мнения, было трудно.

– Спасибо, мисс Терранова, – сказала жнец Меир. – Вы свободны. Результаты будут объявлены завтра, во время конклава.

Жнец Кюри ждала ее в холле. Ситра была в бешенстве.

– Вы должны были мне сказать! Предупредить!

– Вышло бы только хуже. А если бы они поняли, что ты все знаешь, тебя бы дисквалифицировали.

Кюри посмотрела на руки Ситры.

– Пойдем, нужно умыться. Здесь есть туалет, – сказала она.

– Как там другие кандидаты? – спросила Ситра.

– Из того, что я слышала, некая молодая девушка отказалась и ушла. Один юноша приступил к делу, но сломался и не закончил.

– А Роуэн?

Жнец Кюри не смотрела на Ситру.

– Ему достался пистолет.

– И что?

Жнец Кюри колебалась.

– Ну, скажите же! – настаивала Ситра.

– Он нажал на спуск еще до того, как ему дочитали инструкции.

Ситра изобразила на лице гримасу. Жнец Кюри права – это не тот Роуэн, которого она знала в прошлом. Через что ему пришлось пройти, что он стал так холоден? Ситра боялась даже представить.

В полночь закончил свое действие наложенный на Ситру Терранову и Роуэна Дэмиша иммунитет. Теперь, если будет исполнено решение сообщества жнецов (а судя по всему, жнецы настроены настаивать на его исполнении), один из них должен будет лишить жизни другого.

Во всем мире жнецы активно обсуждают проблемы жизни, но чаще и активнее всего – проблемы смерти. Первый в этом году конклав жнецов МидМерики должен был стать историческим событием. Никогда доселе жнецы не погибали во время «жатв», и двусмысленный характер этого события делал его еще более значимым – равно как и двусмысленное событие трехмесячного отсутствия ученика, которое последовало за фиктивным его обвинением со стороны Высокого Лезвия Мидмерики. На сегодняшнем конклаве даже присутствовали наблюдатели от Мирового Совета жнецов, и хотя имена учеников обычно мало кому известны за пределами регионального лицензионного комитета, Ситру Терранову и Роуэна Дэмиша знали жнецы во всех уголках мира.

Утром Фалкрум-Сити был охвачен леденящим холодом. Лед покрывал предательской коркой мраморные ступени, ведущие к зданию Капитолия. На них поскользнулся не один жнец, сломав себе руку или растянув связки на лодыжке, а потому восстанавливающие нано-частицы этим утром трудились вовсю. Это зрелище несказанно радовало зевак, которые с удовольствием пользовались всем, что тормозило подъем жнецов по ступеням, ради удачных фотографий.

Роуэн приехал на авто-такси, без наставника и без покровителя. Он был одет в черное – цвет, который жнецы недолюбливали. На его фоне зеленая ученическая повязка выделялась ярким пятном и, казалось, бросала вызов собравшейся публике. На прошлом конклаве он был лишь приложением к Годдарду и его блестящей компании; теперь же зрители, отталкивая друг друга, боролись за удобные места, чтобы сфотографировать Роуэна. Он же, не обращая на них никакого внимания, отправился вверх по ступеням, уверенно впечатывая ноги в лед.

Шедший рядом с ним жнец поскользнулся и упал. Роуэн знал его, хотя их и не знакомили – это был жнец Эмерсон. Роуэн протянул руку, чтобы помочь жнецу, но тот, сверкнув глазами, отверг помощь.

– От тебя я не хочу никакой поддержки, – сказал Эмерсон.

Столь язвительного сарказма, который Эмерсон вложил в это тебя, к Роуэну за все семнадцать лет его жизни еще не обращал никто.

Но затем, когда Роуэн добрался до вершины лестницы, его приветствовал какой-то незнакомый жнец.

– Вам пришлось вынести гораздо больше, чем обычному ученику, мистер Дэмиш, – сказал этот жнец приветливо. – Я надеюсь, что вас посвятят в жнецы. Как только это произойдет, я рассчитываю выпить с вами чашечку чая.

Приглашение казалось вполне искренним, никоим образом не несущим политической окраски. Так обстояли дела, когда Роуэн вошел в ротонду. Он столкнулся с жесткими взглядами, а также взглядами ободряющими и успокаивающими. Мало кто из жнецов не знал Роуэна и не составил о нем свое мнение. Его считали либо жертвой обстоятельств, либо преступником, каковых не бывало со времен Века Смертных. Самому Роуэну было бы страшно интересно узнать, кем все-таки он является на самом деле.

Ситра приехала раньше Роуэна. Она стояла в ротонде рядом со жнецом Кюри и не принимала участия в роскошном завтраке, накрытом на столах в ее центре. Все разговоры среди собравшихся вертелись, по вполне понятным причинам, вокруг трагедии в монастыре тоновиков. Ситра слушала обрывки разговоров и постепенно начинала злиться, потому что речь шла только о четырех погибших жнецах. О том, что в процессе «жатвы» погибло множество тоновиков, никто не печалился. А некоторые, напротив, даже подшучивали.

– Трагедия в монастыре тонистов вызвала на конклаве особый… резонанс, не так ли? – спросил один жнец другого. – Это, разумеется, не каламбур.

Но конечно, это был именно каламбур.

Жнец Кюри, которая на прежних конклавах считалась образцом величественной невозмутимости, на сей раз была необычайно взволнована.

– Жнец Мандела сказал, что вчера ты показала очень хороший результат. Но заявил, что пока далек от конечных выводов.

– Как это? – спросила Ситра.

– Понятия не имею. Знаю лишь, что если ты сегодня проиграешь, я себе никогда этого не прощу.