Больше всего проблем доставляли Агаянцу разведывательные службы Германии, достаточно прочно обосновавшиеся в Иране, во многом благодаря тому, что престарелый шах открыто симпатизировал Гитлеру. В районе Тавриза активно действовала группа Шульце-Хольтуса. Этот резидент абвера вначале вполне официально выступал в качестве генерального консула Германии в Тавризе. Но затем перешел на нелегальное положение, превратившись в муллу с красной от хны бородой. Летом 1943 года, незадолго до встречи «большой тройки», он получил приказ из Берлина обосноваться у кашкайских племен в районе Исфагани. Вскоре туда были сброшены парашютисты из команды Отто Скорцени, оснащенные радиопередатчиком, взрывчаткой и целым арсеналом.

Почти одновременно с Шульце-Хольтусом на нелегальное положение перешел резидент гестапо Майер, группа которого действовала в непосредственной близости от иранской столицы. Сам Майер преобразился из германского коммерсанта в иранского батрака, работавшего могильщиком на армянском кладбище. Накануне Тегеранской конференции к нему также были сброшены шесть парашютистов-эсэсовцев Скорцени.

С Миллером же приключилась такая история. Располагая данными о том, что этим асом абвера долго и настойчиво занимается британская «Сикрет Интеллидженс Сервис», Агаянц предложил англичанам объединить усилия. С обоюдного согласия было решено Миллера до поры до времени не трогать, дабы выявить всю его агентуру, все связи в иранском истеблишменте. Однако это джентльменское соглашение было нарушено англичанами, которые, даже не поставив в известность своих советских коллег, захватили Миллера буквально за день до начала работы Тегеранской конференции.

Информацию о «Дальнем прыжке» В.М. Молотов сообщил послу США в Москве Авереллу Гарриману, входившему в состав американской делегации в Тегеране. Одновременно было передано предложение Сталина о том, чтобы Рузвельт по соображениям безопасности поселился в советском посольстве. Американский президент принял это предложение, к явному неудовольствию Уинстона Черчилля. Ведь Рузвельту предлагали поселиться в посольстве Великобритании, территория которого примыкала к советскому посольству. Но предложение англичан осталось без ответа. В течение одной ночи для Рузвельта и его обслуги были оборудованы несколько комнат в основном здании посольства СССР.

Агаянц проработал в Иране до весны 1946 года. Периодически выезжал в Алжир для встреч с генералом де Голлем и его ближайшими соратниками. Выполнял и другие задания Центра, в том числе и довольно деликатные. Например, ему довелось несколько раз инкогнито посещать районы Ирана, населенные курдами, которые подняли восстание против шахского режима, а заодно и Москву объявили своим врагом, поскольку, мол, она дружит с шахом. В результате обстоятельных и умело проведенных Агаянцем бесед с влиятельными старейшинами и религиозными лидерами курдских племен ненужная Москве «головная боль» была полностью снята.

В сентябре 1946 года еще не успевшего «остыть» от Тегерана Ивана Ивановича направляют в Париж. Командировка Агаянца во Францию закончилась довольно быстро. Работа на износ, с раннего утра до глубокой ночи и туберкулез давали о себе знать. «Кто мало спит, тот много видит», – любил повторять Иван Иванович.

Осенью 1947 года он вернулся в Москву. Ему предстояла операция. Она практически не принесла облегчения. К старой болячке – туберкулезу – добавился рак легких. Помогала ему лишь железная сила воли. Агаянцу пришлось отойти от активной оперативной работы и переключиться на преподавательскую – его назначили начальником кафедры спецдисциплин в разведшколе.

Здесь неугомонный Иван Иванович усиленно пробивает идею о создании принципиально нового подразделения в структуре советской разведки. И в конце 1950-х оно появляется. На Западе его окрестили «Управлением Д». Оно призвано было создавать необходимую нашему МИДу и другим внешнеполитическим и внешнеэкономическим органам обстановку и условия в той или иной стране или районе мира. Во главе новой структуры был поставлен Агаянц. Своевременность создания новой структуры долго доказывать не пришлось. Во всяком случае, в «Нью-Йорк геральд трибьюн» вскоре появилась весьма примечательная публикация. В ней сообщалось о том, что ЦРУ США представило на рассмотрение конгресса доклад, в котором жаловалось, что осуществлению многих ее оперативных мероприятий мешает деятельность советского «Управления Д», возглавляемого генералом И. Агаянцем.

9 мая 1968 года Иван Иванович Агаянц позвонил домой из больницы. Справился о здоровье и настроении близких, поздравил сына с днем рождения. После чего помолчал несколько мгновений и произнес своим обычным, ровным, чуть глуховатым голосом: «Целую. До встречи!» Это был его последний звонок, через три дня его не стало.

У гроба, выставленного в клубе МГБ на Лубянке, в торжественном карауле стояли не только его соратники и ученики. Отдать последний долг чекисту-дипломату пришли Юрий Андропов, Андрей Громыко, руководители Минвнешторга, Минобороны, Минкультуры и многих других министерств и ведомств. В очерке-некрологе, предназначенном для внутреннего пользования, были такие строки: «Его деятельность на практической агентурно-оперативной работе за рубежом была чрезвычайно продуктивной. Достаточно сказать, что в период 1941–1947 гг. он лично завербовал несколько ценных агентов, которые по настоящее время являются источниками получения важной документальной информации… Несомненен и очевиден также личный вклад Агаянца в разработку и осуществление крупных комплексных активных мероприятий, нанесших видимый и зримый ущерб противнику…»

Его имя при жизни было окружено легендами. Агентура из иностранцев, с которыми он работал, неизменно сохраняла о нем самое высокое мнение. И что удивительно, многие из них соглашались на сотрудничество с советской разведкой только лишь благодаря личному обаянию этого человека с большой буквы, силе его характера и умению убеждать. Соглашались потому, что видели в нем достойного представителя своей страны.

После разгрома летом 1943 года немецких войск на Курской дуге в Берлине окончательно поняли, что поражение Германии не за горами. Тогда в отчаянной попытке оттянуть неизбежный крах нацистская верхушка сделала ставку на проведение тайных операций, направленных на физическое устранение лидеров союзников.

Однако уже первая подобная операция под названием «Длинный прыжок», предусматривающая убийство Сталина, Рузвельта и Черчилля во время Тегеранской конференции в ноябре 1943 года, окончилась провалом.

Немецкие спецслужбы разработали в том числе операцию, вошедшая в историю под названием «Дело Шилова-Таврина». Она считается одной из самых серьезных попыток организовать теракт против Сталина и других первых лиц СССР.

Главным действующим лицом событий должен был стать некто Шилов, более известный как Таврин. Биография Петра Ивановича Шилова – 1909 года рождения, из кулаков – до начала 30-х годов особого интереса не представляет. Но затем в его жизни произошел крутой перелом, о котором позднее на одном из допросов Шилов рассказывал так: «В 1932 году, работая в городе Саратове, я был арестован за растрату 1300 рублей государственных денег. В связи с тем, что меня должны были предать суду, я, боясь строгой ответственности, бежал из тюрьмы, проломав с группой арестованных стену в тюремной бане. В 1934 и 1936 годах я также арестовывался милицией за растраты, но в обоих случаях совершал побеги. В 1939 году я по фиктивным справкам получил документы на имя Таврина».