— Уже ничего, — указал я на медленно проступающие из тумана очертания преследовавшего нас корабля. — Чего тут думать-то?

Сначала, рассекая затянувшую море молочную пелену, показался бушприт, потом как-то разом проявилась фок-мачта с опущенными парусами, а мигом позже из тумана выплеснулось знамя в черно-зеленую клетку — флаг военных моряков Драгарна.

— И что? — нерешительно повернулся к графу капитан-лейтенант.

На преследовавшей нас бригантине загудели боцманские дудки, началась суета, но отвернуть от ощерившегося изготовленными к стрельбе баллистами борта драгарнцы никак не успевали.

— Давай! — скомандовал Рауль, и судорожно сглотнувший капитан-лейтенант махнул рукой. Стать причиной очередной войны с закатным соседом паренек желал меньше всего, но и под трибунал отправляться ему не хотелось совершенно точно.

Сержант от баллист рявкнул приказ и тут же в бригантину полетели пять заполненных горючей смесью шаров с тлеющими огоньками фитилей. Залп оказался удачным. Два заряда угодили в борт, еще один в фок-мачту, и на корабле моментально вспыхнул пожар. Сиганула в воду объятая пламенем фигура, далеко разнеслись над спокойной водой крики и проклятия.

— Заряжай!

— Уходим, — решил не искушать судьбу граф Луринга.

Нарваться на ответный залп в морском бою проще простого, так к чему рисковать? Все одно продолжить преследование в ближайшее время бригантина точно не сумеет. Если сумеет вообще. Пожар на чужом судне разгорался все сильнее, и даже через сгустившийся туман мы еще какое-то время наблюдали за тусклыми сполохами разбушевавшегося пламени.

— Войны начинались и по меньшему поводу, — задумчиво обронил стоявший рядом с графом Виль Чесмарци.

— Переживу, — отмахнулся от него Луринга. — Не верю я, что эта встреча была случайной. Они просто рассчитывали нагнать нас ночью.

— Но как это возможно? — удивился капитан-лейтенант. — В таком-то тумане?

— Кто-то посылал им сигнал, — заявил экзорцист и задумался: — Каким-то образом между кораблями протянулась скверна…

— Предателя надо найти, — нахмурился граф.

— Именно этим я и займусь, — кивнул Бернар. — Не думаю, что сделать это окажется очень уж сложно.

— Завтра с утра снова прошерстим команду, — распорядился Виль Чесмарци. — Вы слышали, господин Шилоне?

— Слышал, — без энтузиазма откликнулся капитан-лейтенант, которому совершенно не хотелось будоражить непонятными приказами матросов. — Как прикажете.

— И удвойте количество вахтенных, — поежился Рауль, разглядывая туман, окруживший корабль непроницаемым пологом. — Пусть будут настороже. При необходимости привлекайте моих людей.

— Справимся. — И, прикоснувшись к треуголке кончиками пальцев, капитан-лейтенант отправился отдавать необходимые распоряжения.

В этот вечер я запирал дверь каюты с особым старанием. Проверил, задвинут ли засов, потуже затянул узел удерживавшего его на месте шнурка и даже не поленился загнать в щель подходящий по размерам клин.

— Уверен, что это необходимо? — с усмешкой глянул на меня Бернар.

— Нет. — Я положил на пол рядом с койкой палаш и кинжал. — Но лучше подстраховаться. Сам же говоришь, кто-то подавал тому кораблю сигнал.

— Бесноватый сюда и близко не подойдет, — покачал головой брат-экзорцист. — Даже не беспокойся.

— А чего беспокоиться? Не надо беспокоиться, надо спать ложиться.

Я задул светильник, залез под одеяло и говорить, что никакой бесноватый не смог бы пережить ритуал изгнания, проведенный перед отплытием, не стал. Можно подумать, Бернар сам этого не понимает…

Проснулся я посреди ночи. Пару мгновений пытался сообразить, что стряслось, а потом вновь услышал непонятный крик. Следом из-за двери донесся лязг железа, и с меня мигом слетели последние остатки сна.

Что-то стряслось. Что-то нехорошее.

Абордаж?

Соскочив с койки, я обулся, натянул холодное железо кольчужной безрукавки и растолкал экзорциста:

— Дверь запри и никому не открывай.

Сам с обнаженным палашом в руке выскочил в темный коридор. И пусть в тесном помещении орудовать длинным клинком не шибко удобно, тяжесть оружия придала уверенность — попытка отбиться от драгарнских абордажников одним ножом чревата быстрой и бесславной кончиной. А так есть хоть какой-то шанс прорваться к своим…

Вот только на абордаж происходящее походило меньше всего. Никакой суеты, никаких криков. Не стучат по палубе каблуки тяжелых башмаков, не надрываются боцманские трубки. И даже лязг оружия стих, и теперь слышался лишь вой раненого человека.

Что происходит?!

Немного поплутав во тьме, я выскочил к каюте, которую занимали Рауль Луринга и Виль Чесмарци, растолкал столпившихся в коридоре пехотинцев и заглянул внутрь.

— Все в порядке, — успокоил меня граф, которому судовой врач перебинтовывал длинный порез на предплечье. Тут же стояли показавшиеся в неровных отблесках светильника бледными словно мел Чесмарци и капитан-лейтенант.

Но в порядке все не было. Совершенно. На залитых кровью досках пола валялись два зарубленных пехотинца. Еще через одного я переступил, когда протискивался к двери. И тут же — караулившие каюту матросы. Одному без затей располосовали горло, второму по самую рукоять всадили меж ребер армейский нож. Ранение, без всякого сомнения, было смертельным; судовой врач даже не стал тратить на бедолагу время и сразу занялся графом.

— Они сказали, что пришли сменить караульных, — стиснув кулаки, рассказал капитан-лейтенант. — Но с ними не было боцмана, и парни заподозрили неладное.

— Если бы не ваши люди, нас бы зарезали, как цыплят, — вытирая узкий меч какой-то тряпицей, кивнул Чесмарци.

— Господин граф, я требую, чтобы ваших людей взяли под арест, — заявил капитан.

— Пустое, — отмахнулся от него Рауль. — Будь они бунтовщики, давно бы всех нас…

— Тогда пусть хотя бы не появляются на палубе, — вздернул подбородок парнишка.

— Держите своих людей в узде, — мрачно глянул на него Вильям.

— Все правильно, — успокоил капитана шеф дворцовой охранки и только тут заметил, что я ползаю на корточках по полу каюты. — Себастьян, что вы делаете?

— Одну минуту. — Перешагнув через труп, я опустился к валявшемуся в дверях пехотинцу и прикоснулся к его шее.

— Он мертв, — холодно заметил закончивший перевязывать рану судовой врач.

— Нисколько в этом не сомневаюсь. — На самом деле меня интересовало совсем другое. Зажмурившись, я попытался уловить хоть какие-то следы бесноватости, но ничуть в этом начинании не преуспел. Парень был чист. Чист и мертв. Как и его подельники. Ничего не понимаю.

— Ну? — потребовал объяснений граф.