— Садись, — велел магун. — Ленда права: здесь у нас есть все. А главное — у нас нет времени. У тебя идет кровь. Может, не сильно, но если будем и дальше языками трепать… Ленда, в постель.

— Я помогу. — Она направилась к ним. — Рана сквозная. Нужна пара рук.

— У нас две пары, — заметил Збрхл.

— У тебя может случиться обморок.

— У Збрхла обмороков не бывает, — заявил он не столько раздраженно, сколько хвастливо. — Зачем тебе нож, Дебрен?

— Надо отрезать штанину.

— Штанину? Ты ошалел? Это ж брюки из Эйлеффа. Знаешь, сколько они стоили? Чертовски модные! Когда их Солган увидела, то у нее слюнки потекли. Да еще так ногами сучила, что того и гляди из собственных выскочит и… — Он опомнился. — Прости, коза.

— Лелиция Солган? — Глаза у Ленды сделались круглыми от изумления, она даже забыла поморщиться, хотя Дебрен замечал за ней это всякий раз, когда она, как сейчас, опускалась на колени. — Та пресловутая политическая хроникерша? Законодательница мод? Столп движения за освобождение женщин? Ты ее знаешь?

— Как свои пять пальцев. Думаю, это ясно, коли она предлагала мне такой обмен? Чертовски независимая дамочка. — Он помассировал кожу около левой ключицы. — У меня до сих пор не вполне зажили побочные результаты ее независимости. Но чтобы с совершенно чужим… Ну нет, этого я о ней не скажу.

— Лучше ничего не говори, — холодно бросил Дебрен. Он отжал тряпочку, смоченную в водке, заменил ее другой. Потом принялся точить нож.

— Хотя бы думай, о чем говоришь, — нахмурившись, заметила Ленда. — Я считаю, тут виноват неудачный подбор слов, но ты это так сказал, словно Лелиция тебе в обмен за эти портки не собственные штаны предлагала, а… ну, понимаешь. Мне ясно, что речь идет о твоей задетой мужской гордости, пострадавшей от уколов ее иронии, но какой-нибудь простодушный человек может подумать…

— Послушайте, а может, покончим с портками? — предложил магун. — Оттягивай, а я буду резать. Штаны облегающие, но эластичности рейтузов им не хватает. Дурная эта Солган. Чтобы ради такой дряни… Ну, чтобы сучить ножками и исходить слюной из-за такой пакости?

— Сам ты дурной, — гордо заявил Збрхл, наклонился и взял у изумленного Дебрена нож. — Это самый что ни на есть пик моды. Такие кожаные полурейтузы теллицкие алебардщики в моду ввели. Материал у них крепкий, а форму ноги демонстрируют, как шерстяные рейтузы. Ты не знаешь, вероятно, но пешему кондотьеру наниматель в первую очередь на ляжки смотрит, как, к примеру, хозяин девкам в борделе. Повод, понятное дело, в обоих случаях разный, потому как пехотинцу важно долгие переходы выдерживать, а Солган…

— Отдай нож.

— И не говори о блуде, — добавила по-прежнему раздраженная Ленда. — Тем более не сделав соответствующей паузы. Потому что от знаменитой Лелиции ты как-то удивительно легко напрямую съезжаешь на эту тему. Кто-нибудь посторонний, проходя по коридору, может решить, что одно с другим как-то связано. А между тем — не связано.

— Округлости, — захохотал он, — округлости связывают. Феминистичная из нее баба, факт, но согласись, Дебрен: есть на чем присесть, куда духу набрать, чтобы потрепаться о превосходстве бабской породы. И ни одного плоского местечка.

— Ты знаешь Лелицию? — Дебрен попытался припомнить, когда Ленда последний раз одарила его столь же уважительным взглядом. Безрезультатно. — А, Дебрен?

— Мимолетно, — буркнул он. Правда, они тоже были знакомы мимолетно, и все сложилось так неудачно, что ни одеждой, ни магическим талантом он не имел ни случая, ни возможности щегольнуть перед Лендой. Из-за хронического отсутствия одежды, денег и книг с самыми сложными заклинаниями. Но все же…

— Ну конечно, мимолетно. Как правило, большие люди позволяют нам, серым мышкам, узнать себя лишь мимолетно, что, увы, не освобождает нас от обязанности защищать их честь и достоинство.

— Ты собиралась пойти в постель, — буркнул он. За воспоминанием о госпоже Солган последовали другие, и эти другие были вполне своевременны, чтобы испортить настроение. Дом на безлюдье, никакой помощи, вокруг враги. Тогда он выжил, потому что помощь все же пришла. Собственно, прилетела. Но сейчас небо не пошлет им умного болта. С неба падают только кровожадные грифоны, нетопыри и летят камни. Он подумал о камнях и добавил: — И накройся как следует. Голову тоже. Подушкой.

— Чтобы не слышать, какие глупости несет этот морвацкий чурбан? И не подумаю. Потому что, если кто-нибудь ему наконец не объяснит, к чему приводят неудачные формулировки, то он и меня когда-нибудь перед людьми, не желая того, замарает. Я уже слышу: Ленда? А как же, знаю, знаю. Залезла в постель, даже в спешке грязных ног не обмыв, и ждала, когда же я наконец портки скину.

— А ты, случаем, не сдурела, коза? — обрушился на нее Збрхл. — Ты что, считаешь меня толстокожим неучем?! Может, у вас, в кавалерии, в офицеры берут таких бесчувственных болванов. Да и на что конному чувство: для размышлений у него конь с большой башкой. Но от нас деликатность требуется, тонкость. Ты знаешь, на сколько порой надо передвинуть баллисту, чтобы попасть в нужное место? На десятую долю румба! А вы, в коннице, вообще-то знаете, что такое румб, не говоря уж о его десятой части? Ни хрена вы не знаете. Вам достаточно двух сторон света: куда конь смотрит и куда… ты уж прости, срет. А я, бывает, вынужден ночью, совершенно вслепую в крепость из машины целясь, чуть-чуть молотом по катапульте стукнуть, на долю румба ее…

— Ну, коли уж о тонкостях заговорил, — прервал его Дебрен. — Я не служу в механизированных соединениях, потому и деликатности мне недостает, но я хотел бы плюс к тому не покалечить тебе ноги. И как следует повязку наложить. А портки мне сильно мешают.

— Дебрен, — мирно сказал владелец портков, — я не баба, а ты сюда попал не в роли пылкого соблазнителя. Тебе нет нужды разрывать на мне одежды, чтобы показать себя с хорошей стороны. Может, я просто сниму их, а? А неофициально посоветую не так романтично с девками обращаться. Мы живем не в ранневековье; сейчас уважающая себя дама на свидание надевает не первую попавшуюся рубашенцию, а самое лучшее. И в заштопанном не ходит. Так что если ты ей гардероб надумаешь портить… Я — человек деликатный, поэтому не касался этой темы, но коли уж мы перешли на уборы и женщин, то я тебе скажу, что вам с Лендой лучше было бы наконец ожениться. И заниматься любовью на супружеский манер. Нет, конечно, приятно, когда любимый с тебя одежды сдирает. Приятно голышом по лесу бегать. Приятно гарцевать, сидя у любимого на шее… Но, о Господи, никак уж не зимой! Потому что тут и болезнь, и запаниковавший народ армию насылает, принимая таких за парочку бесов. А когда задница от приятности остынет и начнет мерзнуть, то приходится наряжаться в трофейные лохмотья. Не совсем свежие.

— Господин Збрхл! — прошипела жутко покрасневшая Ленда.

— Ты сама начала.

— Я? Я только защищаю невинность госпожи Лелиции!

— С опозданием на двадцать лет, — буркнул он.