Он слышал, как бьется чужое сердце, улавливал прерывистое дыхание. Видел серебристые нити жизни, что клубком окутывали солнечное сплетение. И невольно потянулся к ним – блеклым, тонким, трепещущим. Эрику неожиданно остро захотелось их разорвать, впитать вкус чужой магии, забрать, уничтожить…

Вздрогнув от собственных мыслей, он резко надавил на спусковой механизм хронометра.

Дымчатый череп перестал терзать свою жертву и заструился над циферблатом сизой дымкой, отдавая накопителю эрги чужой магии.

Эрик захлопнул крышку и склонился над девушкой, проверяя пульс. Жизнь в ней еще теплилась.

В этот момент дверь распахнулась.

– Ты ж… сукин сын! Живой!.. – раздался знакомый голос старшего детектива, и далее последовала отборная ругань.

Эрик сипло рассмеялся, прижимаясь спиной к стене и оседая на пол. А небольшое помещение заполонили полицейские.

Фрайберг смутно помнил, как чьи-то крепкие руки помогли ему подняться и покинуть молельню. Мельком заметил, как к дереву жмется банкир Брунквист. Рассеянно наблюдал, как из дома выбежала растрепанная Варна в длинной ночной сорочке и с криком устремилась к Инигме, которую вынес на руках один из стражей порядка. И слушал вполуха, как жрица, словно фурия, сыплет проклятиями.

В этом гомоне из людских криков, плача и ругани, смешанном со стонами ветра и грохота грозы, голова закружилась, и Фрайберг осел на землю, жадно вдыхая воздух и подставляя лицо крупным каплям дождя. В сознании мелькнула шальная мысль, что если бы там, в молельне, он не сделал над собой усилие, то мог стать палачом. Оказывается, это так легко…

«Это не убийство, всего лишь защита…» – прошептал на ухо знакомый вкрадчивый голос богини.

«Ложь…» – противился Эрик.

Но он слишком устал, чтобы разбираться в собственных поступках, чувствах и мыслях. Поэтому был благодарен, когда свет померк, погружая его в темноту и безмолвие.

Темное будущее

Эрик очнулся в чужом доме.

За окном растеклась тьма, в комнате было душно и пахло лекарствами.

Чувствовал Фрайберг себя неплохо. Главное – живым.

– Фух, пришел в себя, – произнес мужской голос, а лба коснулась влажная ткань.

Эрик скосил глаза и обнаружил Ле’Ройса, сидящего рядом в кресле.

– Где я?

– В квартире детектива Фриза, – пояснил приятель и подал Эрику стакан с мутной жидкостью.

Фрайберг опрокинул микстуру в себя и поморщился: от горьковатой настойки запершило в горле и защипало в глазах.

Приподнявшись на постели, он осмотрелся. Дорогая мебель и картины в золоченых рамах говорили о том, что у хозяина водились деньжата, но беспорядок намекал на то, что владелец жилища редко надолго задерживался дома и, похоже, был холостяком.

– И какого ржавого дирижабля я делаю у Фриза? – проворчал Фрайберг, откидывая плед и радуясь, что на нем его собственная одежда.

Сюртук с жилетом лежали в изголовье. Эрик нащупал в кармане магхронометр и расслабился.

– После нападения тебе сделалось плохо, и гер Фриз приказал доставить тебя к нему домой, – пояснил Ле’Ройс. – Одна из послушниц оказалась магом жизни, хоть и слабеньким. Ее знаний хватило, чтобы приготовить нужную микстуру. Она же сидела с тобой всю ночь. Утром ее сменил старший детектив, потом приходил местный лекарь, а вечером приехал я.

– Значит, вы с детективом вместо сиделок у меня. И сколько я здесь провалялся? – попытался сообразить Эрик, но так и не смог.

– Сутки. Сейчас полночь, – подсказал Ле’Ройс.

Кое-что вспомнив, Фрайберг нахмурился:

– Говоришь, за мной ухаживала послушница? Надеюсь, не Инигма и не Варна?

– Что ты! – отмахнулся приятель, словно наяву увидев ночной кошмар. – Мертвячка сейчас в тюремном госпитале, крепко же ты ее приложил, хорошо хоть все помнит и дала показания. Ее сестра находится в одиночной камере…

– Сестра? – удивился Эрик.

– Варна и Инигма – сестры, – подтвердил Ле’Ройс. – Никогда бы не подумал, что убийцей окажется эта тщедушная послушница. И до последнего надеялся, что у Фионы не было любовника…

Вдовец поджал губы, а Фрайберг поднялся с постели и, пошатываясь, подошел к серванту. Он уже пару минут как рассматривал нестройные ряды пузатых бутылок и решил поближе изучить коллекцию. Откупорив одну из бутылок, плеснул рубиновую жидкость в пыльный стакан, сделал большой глоток и поморщился. Ну и кислятина. Бывает, не угадал. Зато бодрит не хуже горькой настойки.

– Уже знаешь про любовника? – обернулся он к Ле’Ройсу и поковылял обратно к постели.

– Да. Был сегодня на допросах Брунквиста и послушниц, они во всем сознались. А еще вчера разбирал вещи Фи, в ящике комода обнаружил тайник, а в нем – деньги, дорогой парфюм… Я ж никогда не проверял ее, не рылся в вещах, как другие мужья. Эх… Ей всегда было мало!

Ле’Ройс часто заморгал и отвернулся. Эрик не стал обсуждать связь Фионы с банкиром – с этим все ясно. Лишь уточнил:

– Все-таки это Инигма их убила? Амели и Фиону?

– Да. И была еще одна девушка. Год назад. Труп Инигма тоже сбросила в реку, в том самом овраге, где детектив Фриз обнаружил серьгу Амели Лемех. Первые две жертвы прямиком попали в канализационный сток, долго пролежали в воде, поэтому их толком не смогли опознать и сделать нормальную экспертизу. А с Фионой промашка вышла, одежда зацепилась за ветки кустов. Она даже мертвой цеплялась за этот мир…

Ле’Ройс горько усмехнулся, пряча за кривой улыбкой боль.

А Фрайберг присел на кровать:

– Значит, Инигма начала убивать год назад?

– Гораздо раньше. До бывших послушниц были старики, в которых теплилась хоть капля магии. Ирма брала помощниц с собой в лечебницы для бедных, те помогали смешивать микстуры и оставались в качестве сиделок. Инигма забрала несколько жизней, полагая, что делает благое дело и облегчает страдания.

– Ну да, облегчает. Убивая, – брезгливо поморщился Эрик, вспомнив уродливую душу-тень маленькой послушницы. Вдовец тяжело вздохнул, а Фрайберг предположил: – Так как это были лечебницы для бедных, никто не придавал значения ни странным ожогам на коже, ни быстрой смерти после заботы одной из послушниц. Но с девушками ведь иная история вышла?

– Им она мстила за сестру. Хотя Фриз считает, что история та же. Просто кто-то возомнил себя карающей дланью, решая, кого надо освободить от страданий, а кого наказать. Правда, шеф Кроули думает, что во всем виновата жажда. И говорит, на почве безнаказанности у девицы поехала крыша.

– Одно другому не мешает. Жажда в ее случае переросла в безумие. Как бы лучше сказать…

Фрайберг осекся. Как ни скажи, а лучше не будет. Возможно, девушки и не оценили шанс, который им подарила судьба в виде мужа и крова. Но кто судья? Варна, которая делилась мыслями с сестрой, считая, что бывшие послушницы незаслуженно увели у нее «женихов»? Или обезумевшая от жажды и безнаказанности Инигма, якобы мстившая за сестру?