Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прислать тебе доверенность на французском языке, засвидетельствованную здесь, я не имею никакой возможности. Русскую же постараюсь выправить и прислать тебе.
В этом письме отправляю тебе: 1) копию моего письма к Фишеру и 2) копию моего письма Альфреду Блоху на русском языке, которое сегодня отправляю Блоху и которое прошу тебя перевести на французский язык.
Вот все, что я пока мог сделать для того, чтобы оградить мое авторское достояние.
Дальше: среди моих пьес пьесы под названием «Новый дом» нету. Фишер мне как-то прислал бюллетени с просьбой подписать их и с письмом, из которого как будто смутно видно, что это имеет общее с «Зойкиной квартирой». Я категорически отказался подписать бюллетени, написав, что у меня пьесы «Новый дом» нет. Не можешь ли ты навести справку поточнее, что это за произведение искусства?[1557]
Пожалуйста, пришли мне адрес Рейнгардт.
Надеюсь, что мои письма тебе и Блоху помогут охранить гонорар и воспрепятствовать попыткам увезти его в Германию.
Есть предположение, что МХАТ поедет в Париж, но исполнится ли это, я не знаю. С осени этого года я не связан с МХАТ. Я подал в отставку[1558], потому что мне было слишком тяжело работать там после гибели «Мольера». Сейчас я работаю штатным либреттистом в Большом театре (опера).
Скарлатина у Сергея кончается. Надеюсь, не будет осложнений, станет легче. На днях пишу тебе опять.
Твой М. Булгаков.
128. П. С. Попову. 29 января 1937 г.
Москва
Дорогой Павел!
Сообщи, когда можно навестить тебя. Я соскучился по тебе. Звони мне, сговоримся, когда повидаемся у меня или у тебя.
У нас тихо, грустно и безысходно после смерти «Мольера».
Привет Анне Ильиничне!
Твой Михаил.
129. Н. А. Булгакову. 24 марта 1937 г.
Москва
Дорогой Коля!
Сообщаю тебе, что в первых числах февраля прекратились всякие известия из Парижа как от тебя, так и из Сосьете, и я не знаю, получены ли те документы, которые я послал тебе, в том числе то самое письмо Ладыжниковской фирмы от 3 октября 1928 года, которое требовалось.
Я не знаю, в каком положении дело. Еще раз прошу тебя приложить все усилия к тому, чтобы та часть авторского гонорара, которая причитается мне, не ушла бы в лапы Каганского или не была бы послана в Германию, а была бы оставлена в Париже.
Целую тебя, надеюсь на тебя.
М. Булгаков.
130. П. С. Попову. 24 марта 1937 г.
Москва
Дорогой Павел!
Не написал тебе до сих пор потому, что все время живем мы бешено занятые, в труднейших и неприятнейших хлопотах. Многие мне говорили, что 1936-й год потому, мол, плох для меня, что он високосный, — такая есть примета. Уверяю тебя, что эта примета липовая. Теперь вижу, что в отношении меня 37-й не уступает своему предшественнику.
В числе прочего второго апреля пойду судиться — дельцы из Харьковского театра делают попытку вытянуть из меня деньги, играя на несчастии с «Пушкиным»[1559]. Я теперь без содрогания не могу слышать слова — Пушкин — и ежечасно кляну себя за то, что мне пришла злосчастная мысль писать пьесу о нем.
Некоторые мои доброжелатели избрали довольно странный способ утешать меня. Я не раз слышал уже подозрительно елейные голоса: «Ничего, после вашей смерти все будет напечатано!» Я им очень благодарен, конечно!
Желаю сделать антракт: Елена Сергеевна и я просим Анну Ильиничну и тебя прийти к нам 28-го в 10 часов вечера попить чаю. Черкни или позвони, можете ли быть?
Приветствую, целую!
Твой М. Булгаков.
131. В. В. Вересаеву. 4 апреля 1937 г.
Москва
Дорогой Викентий Викентьевич, сообщаю Вам, что дело в городском суде выиграно нами, в иске Художественному театру русской драмы отказано.
В делах Гурка (Реперткома) с большим затруднением удалось разыскать писанное Литовским разрешение Вахтанговскому театру пьесу «Александр Пушкин» включить в репертуар (разрешение от 20 сентября 1935 г.).
После настойчивых моих требований в Реперткоме мне выдали справку о том, что пьеса Вахтанговскому театру была разрешена, но что работы над нею были приостановлены Комитетом по делам искусств, образовавшимся в январе 1936 года.
Выступали в суде я и юрист Управления по охране авторских прав. Со стороны Харькова никто в суд не явился, к моему сожалению, я хотел бы полюбоваться на кого-нибудь из начавших это дело! Вот люди!
За день, примерно, до суда мне звонил из Комитета заместитель Боярского[1560], Гольдман (ответ на мою жалобу) и возмущался действиями Харькова. Сказал, что от Комитета будет написано в Управление харьковскими театрами.
Ну вот и все. Надеюсь, что к этому делу нам больше не придется возвращаться.
* * *
…Я очень утомлен и размышляю. Мои последние попытки сочинять для драматических театров были чистейшим донкихотством с моей стороны. И больше его я не повторю. На фронте драматических театров меня больше не будет. Я имею опыт, слишком много испытал…
Приветствую Вас. Как прошла Ваша поездка?
Ваш М. Булгаков.
132. Н. А. Булгакову. 5 апреля 1937 г.
Москва
Дорогой Коля,
вторично сообщаю, что два месяца не имею из Парижа никаких известий.
Неужели пропали письма твои ко мне или мои к тебе, содержащие документы — в частности, письмо Ладыжникова от 3 октября 1928 г., посланное тебе 5 февраля этого года?!
Такой же запрос посылаю тебе сегодня в телеграмме.
Целую.
Твой М. Булгаков.
133. Н. А. Булгакову. 15 июля 1937 г.
Москва
Дорогой Коля!
Я в полном недоумении и беспокойстве. После твоей телеграммы, полученной 7.IV.37 г., «Documents reçus attendez lettre Nicolas»[1561], из Парижа никаких известий, ни от тебя, ни из Société. Я не знаю, что делается с «Зойкиной», что с авторским гонораром.
Твое молчание меня тревожит. Прошу тебя известить меня.
Целую тебя.
Твой Михаил.
134. В. В. Вересаеву. 5 октября 1937 г.
Москва
Дорогой Викентий Викентьевич,
сейчас получил Ваше письмо и завтра привезу Вам мой долг (а может быть, удастся и сегодня).
Очень прошу извинить меня за то, что задерживался до сих пор: все время ничего не выходит.
Меня крайне огорчило то, что Вы пишете насчет пушкинской биографии и о другом. По себе знаю, чего стоят такие удары.
Недавно подсчитал: за 7 последних лет я сделал 16 вещей, и все они погибли, кроме одной, и та была инсценировка Гоголя! Наивно было бы думать, что пойдет 17-я или 19-я.
Работаю много, но без