Под ликующие возгласы присутствующих и пощелкивание кнута аукциониста обе девушки продемонстрировали публике несколько характерных движений продирающихся сквозь лесные дебри амазонок и после короткого торга были приобретены каким-то сборщиком податей за десять золотых тарнов. Полагаю, что в его Садах Удовольствий надежная охрана, иначе однажды ночью подобные девицы могут разбудить его и с ножом у горла потребовать себе тарна и, что ещё смешнее, захватить его с собой, чтобы продать впоследствии на галеры.

Третьей на помост поднялась девушка с Коса, в прошлом представительница высшей касты, появившаяся в полном комплекте скрывающего убора, все принадлежности которого, одна за другой, были с неё затем сняты под одобрительные замечания зрителей. Она оказалась довольно хорошенькой и, очевидно, была свободнорожденной и не прошедшей курс обучения. Она была из касты писцов, её захватили некоторое время назад пираты Порт-Кара. Держаться на помосте она не умела, вела себя скованно и во время очень недолгого торга простояла с низко опущенной головой. Зрители были недовольны; за неё предлагали всего лишь два золотых. Тогда ведущий аукциона вытащил из-за пояса хлыст и прибег к обычному, но неизменно эффективному средству каждого рабовладельца: огрел её концом хлыста ниже спины. Реакция девушки была в высшей степени неожиданной: она вся сжалась и с диким ужасом посмотрела на аукциониста. Присутствующие обменялись довольными смешками. И вдруг она, словно очнувшись, с истеричным воплем бросилась к мужчине с хлыстом. Тот, однако, нисколько не растерялся и, схватив её за волосы, швырнул на пол, где она простояла на коленях до конца торгов. За неё потом дали двадцать пять золотых тарнов.

— Аукцион будет неплохим, — заметил, обернувшись ко мне, Кернус.

Я снова ничего ему не ответил.

Некоторых девушек, продававшихся по высоким ценам, я узнавал. За Лану выложили четыре золотых. Девушки сменяли на помосте одна другую, и стоимость их постепенно повышалась. Обычно наилучшие экземпляры оставляют напоследок, и большинство покупателей терпеливо выжидали. Особенно, как я полагаю, их интересовали те несколько десятков обещанных к продаже дикарок с Земли, которые прошли курс обучения в доме Кернуса.

Время от времени в течение вечера ведущий аукциона позволял себе весьма пренебрежительные замечания в отношении дикарок, подчеркивая несравнимую с ними красоту и достоинства очередной выставленной на помосте горианской девушки. Зрители в ответ недовольно ворчали, а Кернус удовлетворенно посмеивался. Я начал догадываться, что аукционист, вероятно, получил на этот счет соответствующие указания Кернуса. В конце концов ему как ведущему и полагается казаться несколько скептичным и даже циником.

Наконец ближе к концу вечера он с легкой усмешкой объявил, что пришла очередь подняться на помост первой дикарке, но лично он предупреждает всех присутствующих, что, по его мнению, ждать от них многого не приходится.

Толпа взорвалась яростными криками.

— Дикарок! Дикарок давай! — неслись отовсюду нетерпеливые возгласы.

Я был изумлен, увидев первую вышедшую на освещенное пространство девушку. Она была самой малопривлекательной из всех, доставленных черными кораблями, хотя, насколько я слышал, интеллектуальными возможностями и чувствительностью превосходила всех остальных. Это была очень сообразительная, подвижная девушка, склонная тем не менее к некоторой задумчивости и меланхолии. Сейчас же она поднималась по ступеням шаркающей походкой старухи и в поношенной темной накидке на плечах казалась неуклюжей, одеревенелой и безнадежно усталой. Взгляд её блуждал по залу, а из приоткрытого дрожащего рта выглядывал наружу кончик языка. Она вела себя так, словно совершенно не понимала, где она и что вокруг неё происходит, а добравшись до верхней части помоста, на минуту застыла, уставившись в одну точку, и вслед за этим принялась зевать и почесываться, обводя зал угрюмым, неприветливым взглядом. Присутствующие были поражены до глубины души: подобной девицы не встретишь на торгах даже на огромных невольничьих рынках самых захудалых городов. Я был удивлен не меньше их, поскольку мне уже не раз приходилось видеть эту девушку и я знал, на что она способна.

Ведущий аукциона, казалось, старался сделать все возможное, чтобы расшевелить девушку и сгладить производимое ею неприятное впечатление, но все его попытки не имели ни малейшего успеха и вызывали лишь насмешки и злобные выкрики разочарованной, негодующей публики. Когда же она в ответ на многочисленные предложения и благодаря помощи аукциониста сняла с себя покрывало, то тут же зябко поежилась и ссутулилась так, словно её позвоночник внезапно сломался, причем сразу в нескольких местах. С верхних рядов амфитеатра понеслись гневные крики: возмущению зрителей не было предела. Ведущий аукциона, очевидно также начинающий терять терпение, весьма резко реагировал на критические замечания зала, и часть негодования публики пришлась и на его долю. Девушка казалась безразличной ко всему, что творилось вокруг, и ничего не понимала. Тогда взбешенный аукционист ткнул её шокером, и она, судорожно заламывая руки, принялась выкрикивать хриплым, гнусавым, совершенно непохожим на её собственный, голосом одну и тут же кажущуюся единственной заученной на память фразу: «Купи меня, хозяин, купи!».

Зрители застонали от отвращения и разочарования.

Аукционист вышел из себя. Он снова прибег к испытанному средству рабовладельцев, но девушка, судя по её реакции, а точнее, по её отсутствию, даже не замечала прикосновения к её телу длинного хлыста. И тут я понял, очевидно, несколько запоздало, что происходит, поскольку знал, что доставленные черными кораблями на Гор девушки обладают чрезвычайной чувствительностью и восприимчивостью, и поэтому Кернус никогда не позволял использовать их для развлечения персонала и охранников. Я знал, насколько тщательно девушки готовились к сегодняшнему мероприятию, и знал, что они к нему готовы. Следовательно, девушку, скорее всего, опоили наркотиками и какими-то болепритупляющими средствами. Зрители осыпали её глумливыми насмешками и требовали согнать с помоста. Я не мог не признать режиссерского мастерства Кернуса. Вне всякого сомнения, все, кто появится на помосте после этой девушки, будут по сравнению с ней казаться просто восхитительными и принесут их владельцу безусловный успех, и даже наименее привлекательная из них вызовет бурю восторга.

— Что мне предложат за эту рабыню? — задал традиционный вопрос ведущий аукциона.

В ответ понеслись насмешки и возмущенные выкрики.

Аукционист не сдавался, и ему удалось добиться от зала нескольких до смешного низких ставок, очевидно, от тех, кто желал приобрести себе кухонную рабыню и ничего более. Однако я нисколько не был удивлен, заметив, что каждый раз предложенная ставка настойчиво перебивается парнем в одеянии гончара, который, как я знал, является охранником в доме Кернуса. В конце концов девушка, обойдясь ему в семнадцать медных тарнов, снова была возвращена дому Кернуса, который несколько позднее, несомненно, выставит её на продажу где-нибудь в другом городе и получит за неё кругленькую сумму.

Аукционист словно в порыве отчаяния чуть ли не сбросил бедную девушку со ступеней помоста, швырнув ей вслед покрывало.