Великий хан, отпуская Людовикова посла, дал ему гордое письмо к королю французскому, заключив оное сими словами: «Именем Бога Вседержителя повелеваю тебе, королю Людовику, быть мне послушным и торжественно объявить, чего желаешь: мира или войны? Когда воля Небес исполнится и весь мир признает меня своим властителем, тогда воцарится на земле блаженное спокойствие и счастливые народы увидят, что мы для них сделаем!

Но если дерзнешь отвергнуть повеление Божественное и скажешь, что земля твоя отдалена, горы твои неприступны, моря глубоки и что нас не боишься, то Всесильный, облегчая трудное и приближая отдаленное, покажет тебе, что можем сделать!» Такова была надменность монголов!

Рубруквис возвратился к берегам Волги и приехал в Сарай, новый город, построенный Батыем в 60 верстах от Астрахани, на берегу Ахтубы. Недалеко оттуда, на среднем протоке Волги, находился и древнейший город Сумеркент, в коем обитали ясы и сарацины.

Татары осаждали его восемь лет и едва могли взять, по словам нашего путешественника. Имев случай видеть россиян, сей посол Людовиков сказывает, что жены их, украшая голову подобно француженкам, опушивают низ своего платья белками и горностаями, а мужчины носят епанчи немецкие и поярковые шапки, остроконечные и высокие.

Он прибавляет еще, что обыкновенная монета российская состоит из кожаных, пестрых лоскутков. Через Дербент, Ширван (где находилось великое число жидов), Шамаху, Тифлис (где начальствовал монгольский воевода Баку) Рубруквис прибыл в Армению и благополучно достиг Кипра.

Глава II. Великие Князья Святослав Всеволодович, Андрей Ярославич и Александр Невский (один после другого). Годы 1247–1263

Узнав о кончине отца, Александр спешил во Владимир, чтобы оплакать оную вместе с родными и взять нужные меры для государственного порядка. Следуя обыкновению, дядя Невского, Святослав, наследовал престол великокняжеский, утвердив сыновей Ярославовых на их частных княжениях.

Доселе Александр не преклонял выи в Орде, и россияне еще с гордостью именовали его своим независимым князем: даже стращали им монголов. Батый слышал о знаменитых его достоинствах и велел сказать ему: «Князь новгородский! Известно ли тебе, что Бог покорил мне множество народов? Ты ли один будешь независимым?

Но если хочешь властвовать спокойно, то явись немедленно в шатре моем, да познаешь славу и величие монголов». Александр любил отечество более своей княжеской чести: не хотел гордым отказом подвергнуть оное новым бедствиям и, презирая личную опасность не менее тщеславия, вслед за братом Андреем поехал в стан монгольский, где Батый, приняв их с ласкою, объявил вельможам, что слава не увеличила достоинств Александровых и что сей князь действительно есть человек необыкновенный: такое сильное впечатление сделали в нем мужественный вид Невского и разумные слова его, одушевленные любовью к народу российскому и благородством сердца!

Но Александр и брат его долженствовали, подобно Ярославу, ехать в Татарию к великому хану. Сии путешествия были ужасны: надлежало проститься с отечеством на долгое время, терпеть голод и жажду, отдыхать на снегу или на земле, раскаленной лучами солнца; везде голая печальная степь, лишенная убранства и тени лесов, усеянная костями несчастных странников; вместо городов и селений представлялись взору одни кладбища народов кочующих.

Может быть, в самой глубокой древности ходили там караваны купеческие: скифы и греки сражались с опасностью, нуждою и скукою, по крайней мере в надежде обогатиться золотом; но что ожидало князей российских в Татарии? Уничижение и горесть. Рабство, тягостное для народа, еще несноснее для Государей, рожденных с правом властвовать. Сыновья Ярославовы, скитаясь в сих мертвых пустынях, воспоминали плачевный конец отца своего и думали, что они также, может быть, навеки простились с любезным отечеством.

1248 г. В отсутствие Александра меньший брат его, Михаил Московский, прозванием Храбрый, изгнал – как сказано в некоторых летописях – дядю их, Святослава, из Владимира, но в ту же зиму, воюя с Литвою, положил свою голову в битве. Тело его осталось на берегу Протвы: епископ суздальский Кирилл, ревностный блюститель княжеской чести, велел привезти оное во Владимир и положил в стене храма Соборного, а братья Михаиловы отмстили литовцам, разбив их близ Зубцова.

1249–1250 гг. Наконец Александр и брат его благополучно возвратились от великого хана, который столь был доволен ими, что поручил Невскому всю Южную Россию и Киев, где господствовали чиновники Батыевы. Андрей же сел на престоле владимирском; а дядя их, Святослав, без успеха ездив жаловаться на то в Орду, чрез два года скончался в Юрьеве польском.

Удельные князья владимирские зависели тогда в особенности от Сартака и часто бывали в его стане – как то Борис Ростовский и Глеб Василькович Белозерский, – ибо дряхлый Батый, отец Сартаков, хотя жил еще несколько лет, но уже мало занимался делами покоренной России.

В сие время герой Невский, коего имя сделалось известно в Европе, обратил на себя внимание Рима и получил от папы Иннокентия IV письмо, врученное ему, как сказано в наших летописях, двумя хитрыми кардиналами, Гальдом и Гемонтом. Иннокентий уверял Александра, что Ярослав, отец его, находясь в Татарии у великого хана, с ведома или по совету какого-то боярина дал слово монаху Карпини принять веру латинскую и, без сомнения, исполнил бы свое обещание, если бы не скончался внезапно, уже присоединенный к истинному стаду Христову; что сын обязан следовать благому примеру отца, если хочет душевного спасения и мирского счастья; что в противном случае он доказал бы свою безрассудность, не слушаясь Бога и римского Его наместника; что князь и народ российский найдут тишину и славу под сению западной церкви; что Александр должен, как верный страж христиан, немедленно уведомить рыцарей Ливонского ордена, если монголы снова пойдут на Европу.

Папа в заключение хвалит Невского за то, что он не признал над собою власти хана: ибо Иннокентий еще не слыхал тогда о путешествии сего князя в Орду. Александр, призвав мудрых людей, советовался с ними и написал к папе: «Мы знаем истинное учение церкви, а вашего не приемлем и знать не хотим». Он, без сомнения, не поверил клевете на память отца его; сам Карпини в описании своего путешествия не говорит ни слова о мнимом обращении Ярослава.

1251–1252 гг. Новогородцы встретили Невского с живейшею радостью; также и митрополита Кирилла, который прибыл из Владимира и, к общему удовольствию, посвятил их архиепископа Далмата. Внутреннее спокойствие Новгорода было нарушено только случайным недостатком в хлебе, пожарами и весьма опасною болезнью князя Александра, в коей все государство принимало участие, возлагая на него единственную свою надежду: ибо он, умев заслужить почтение монголов, разными средствами благотворил несчастным согражданам и посылал в Орду множество золота для искупления россиян, бывших там в неволе.