За полночь Фламма почувствовала прикосновение. Вздрогнула, подумала грязное, села, потерла слипшиеся от вечерних слез глаза, придвинула чадящую на столике масляную лампу и вдруг захлебнулась слезами снова. На ее постели сидела королева Тимора Армилла. Рядом терла глаза десятилетняя Бакка. Секунду смотрели все трое друг на друга, а потом вдруг бросились навстречу, обнялись и плакали долго и безутешно. Армилла гладила неровно постриженную голову племянницы и шептала что-то невнятное, приговаривала, что сестра ее, Тричилла, всегда была дурехой, потому как нельзя давать волю чувствам, но так, если выбирать, что важнее, обида или любовь, только дура обиду выберет, тем более что и Тричиллы уже нет, и времена настали такие, что ни вздохнуть, ни поперхнуться.

– Король, – прошептала Фламма.

Хотела сказать – «отец», но не решилась.

– Король в опасности! Мама просила передать, что Пурус убьет его.

– Я знаю, – дрогнул голос Армиллы. – Вигил тоже знает. Ну ничего, как-нибудь убережемся. Даст Энки, Пурус остынет, отойдет. А там посмотрим. Сейчас важнее тот ужас, что на севере. Если Шуманза падет, нам очень трудно придется, очень. Без Ардууса мы со свеями не справимся. Не то что Аббуту оставим, но, может быть, и Обстинар. Укрепляем сейчас тиморский замок, городские стены, но в случае осады долго мы там не продержимся.

– И что же делать? – всхлипнула Фламма, и в унисон ей тут же зарыдала Бакка.

– А что делали те, кто встал против Лучезарного полторы тысячи лет назад? – вытерла слезы Армилла. – Вставали и сражались. Разве кто-то из них надеялся остаться в живых?

– А разве кто-то остался? – спросила Фламма.

– Мы, – пожала плечами Армилла. – Наши предки.

– Но ведь мы воевали на противной стороне! – прошептала Фламма.

– Наши предки, – покачала головой Армилла. – Ослепленные, обманутые, зачарованные. Заплатившие за ту сторону полную цену. Теперь мы на своей стороне. На стороне Ардууса, что бы ни случилось. Ты понимаешь?

– А как же я? – еле слышно выдохнула Фламма.

– Не все так просто, – призналась Армилла. – Король Аггер уже ушел с сыновьями и дружиной в Обстинар. Я пока задержусь с Баккой и сыновьями здесь, в Аббуту. Потом здесь останется брат Вигила – Милитум. Адамас будет ему помогать, но наместником станет дядя. Думали короновать Адамаса на Аббуту, но Пурус Арундо наши планы изменил. Адамасу вскоре придется возвращаться в Ардуус.

– Зачем? – не поняла Фламма.

– За титулом герцога, – усмехнулась Армилла. – И на освящение великого царства. А пока и тут полно забот. Нахоритские шайки гонят людей в Светлую Пустошь. Вряд ли для того, чтобы возделывать там поля. Да и свейские дозоры не просто так уходят на север, с каждой лигой обращаются в разбойников. Так что придется потрудиться. К счастью, войско Касаду недалеко. Да, мы с ними не ладили когда-то, и вряд ли замиримся надолго, но сегодня враг у нас общий.

– Мы выстоим? – спросила Фламма.

– Выстоим? – задумалась Армилла. – Если падет Шуманза, если будет разбит Касаду, а свеи не пойдут на прайдов и на юго-запад, то они добьют валов и двинутся к нам. И тогда… Народ Аббуту пойдет в Ардуус, а мы… Мы будем осаждены в Тиморе. И будем уповать на Пуруса Арундо. А ты….

Армилла поймала взгляд Фламмы, прижала ее к груди.

– А тебе нужно исчезнуть. Слишком много соглядатаев в Аббуту. Но ты уже почти исчезла. Слушай Декрепитуса, он мудр той мудростью, которая происходит от шишек, шрамов и бедствий. Я пришла не просто так. Кое-что мы решили изменить. Король Вигил через час с малой дружиной в два десятка лучших воинов возвращается в Тимор. Отсюда больше двухсот лиг, но на хороших лошадях за три дня, а то и раньше он доберется, а там он знает в лицо каждого горожанина, и каждый знает друг друга. В замок и крыса не проберется. Там он будет в безопасности, и если погибнет, то вместе со своим городом и со своим народом. Мы решили спрятать тебя в одной из сторожек на летних пастбищах, но пока ты отправишься с ним.

– С ним? – вспыхнула Фламма.

– Да, – кивнула Армилла. – Но ты не будешь пытаться заговорить с ним, пялиться на него, приближаться к нему. Ты и Декрепитус – обычные путники. Держитесь в отдалении. Если видите любых встречных – придерживаете лошадей. Вы не с королем. В опасности вас дружина не оставит, без опасности будет поджидать. Ясно?

– Ясно, – закивала Фламма.

– Тогда одевайся, – улыбнулась Армилла. – Надеюсь, Энки не оставит тебя своей заботой. И запомни, что бы ни случилось, теперь ты Аксилла.

Через час Фламма была готова. Принесенная Декрепитусом одежда была грубой, но ладно сшитой и чистой. Голову Фламма повязала платком, сверху накинула капюшон плаща, за спиной закрепила дорожный мешок, потопала, проверила башмаки. Долго в них, конечно, не походишь, но нога в стремя войдет, и то ладно. Лишь бы лошадь была покладистой.

В дверях появился старик. Окинул девчонку взглядом, довольно хмыкнул, бросил блеснувшую серебром монету.

– Выбирай, на какую ногу удобнее хромать, да закладывай под пятку. На привале ногу не собьешь, зато привыкнешь. А вот и палка. Ножик-то я у тебя видел, так что палкой и обойдешься.

Фламма поймала брошенную ей палку, удивленно повертела ее в руках. И в самом деле ее меч теперь напоминал яблоневый сук. Такой же на ощупь, на запах, даже сучки и побитости видны. И легкий. Не сразу и определишь, с какой стороны рукоять. Вот только теплый…

– Пришлось над очагом подержать, – буркнул Декрепитус в ответ на вопросительный взгляд. – Времени было мало. Отшлифовать успел, даже сучки нарисовал, а сушить только огнем выходило.

– У тебя золотые руки, – восхищенно молвила Фламма.

– Были б золотые, я б отрезал бы по фаланге в год и горя не знал, – расплылся в улыбке старик.

К границе Тимора отряд подошел ранним утром второго дня. Начавшиеся уже предгорья гор Хурсану, высотой и белизной вершин с которыми не могли сравниться горы Балтуту, в глубокой расщелине пересекала горная речка. У моста отряд остановился. На противоположной стороне высилась подновленная каламская башня, но стражников видно не было.

– Если пьяны, то и сотней плетей не отделаются, – ехидно сообщил Фламме Декрепитус, который был приятно удивлен, как его вновь приобретенная дочка держится в седле и переносит тяготы дороги. Фламма же сожалела теперь только об одном: за день пути рядом с королем она не только не сказала ему ни слова, но даже ни разу не поймала его взгляд.

Один из дружинных спрыгнул с лошади и повел ее через узкий деревянный мост под уздцы. Фламма оглянулась. Тот берег, на котором они теперь остановились, был пуст. На несколько лиг во все стороны тянулись пастбища, но сейчас они все еще были голы и сухи. Противоположный берег вздымался заросшими лесом увалами, но и там до ближайшего леса было не менее пары лиг.

– Нет засады, – покачал головой Декрепитус. – Все видно во все стороны. Но дозор должен быть. А тут ни лошадей, ни дозорных. Непорядок. В реку они свалились, что ли? Тогда никаких следов не найдешь. Тут пропасть – три сотни локтей! Собак пастухи специально натаскивают, чтобы овец к ней не подпускали.