– Снять проклятие? Колдовство перестанет приносить несчастья царским детям?

Михле пыталась придать своему голосу недоверчивость, но её заинтересовало, что говорил Вьюга.

– Верно. И девоптицы тоже перестанут загораться вблизи царей. А Серебряный лес и вовсе получит такую мощь, что разрастётся вширь и вдаль. Аларии и Стрейвину не придётся воевать за него, яблок хватит на всех.

– Почему вы не предложите это другим верховным?

– Потому что они не поймут, из-за чего я озаботился проклятием царской семьи. Им удобно воевать: иногда подкармливать лес, иногда затевать стычки за него. Я и сам подкармливал его до недавней поры, пока меня не осенило: можно разом решить множество задач, всего лишь повернув запретную силу в нужную сторону.

– Это всё ради неё? Ради аларской царевны?

– Из-за неё в том числе. И для того, чтобы исправить ошибку Килаты. Мой… отец любил её.

Михле поджала губы и несколько раз медленно кивнула. Царевна была похожа на женщину, ради которой мужчины готовы на безумные поступки. Высокая, статная, с красивым подвижным лицом и густыми волосами цвета зимней ночи. Совсем не такая, как Михле.

– Я прослежу, чтобы всё прошло как надо, – добавил Вьюга.

– Ладно, – сдалась Михле. – Идёмте.

* * *

Рагдай закутал лицо тканью, оставив только глаза: из-за сумасшедшей скачки ледяной воздух вместе со снегом мешали дышать. Над головой проплывал яркий синеватый месяц, верный конь едва касался ногами земли, от разгорячённого тела валил пар.

В голове укладывалось с трудом: он, воевода Ружана Радимовича, скачет в Стрейвин на заговорённом коне. И не просто скачет, не по своей воле, а наслушавшись речей верховного колдуна – того самого, чьи силы едва не сгубили его однажды.

Вдруг колдун их обманет? Вдруг утаил правду? Но ведь он, напротив, предупреждал не делать этого. Это Рагдай сам решил: раз колдун отговаривает, то нужно поступить наоборот.

Он промчался мимо аларского города, лишь ненамного уступающего в размерах Азобору, забрал по узкой дороге к западу. Вдалеке по правую руку виднелись вершины Серебряного леса, но в этот раз Рагдай даже не думал о нём.

Когда впереди стали возвышаться пограничные заставы Аларии, он погнал коня под своды елового бора. В темноте стремительного всадника на чёрном коне не заметили: он проскакал так быстро, что на заставе даже не успели бы поднять шум.

Рагдай держался ближе к морским берегам: слева чернели каменистые обрывы, задувал солёный ветер, и в голове искрами вспыхивали непрошенные воспоминания: такой же солёный ветер, только смешанный со снегом, нечеловечески ледяной, рвёт паруса, одежду, тела… Перед глазами замелькали изуродованные лица и оледеневшие воины. Рагдай не соврал Ружану: он тоже помнил тот день, и погибшие ему снились. Он так же ненавидел этого Вьюгу, но сейчас важнее было другое.

Перед отъездом Михле шепнула ему про чароводную реку: она совсем маленькая, скорее ручеёк, и протекает недалеко от границы. О ней даже сами стрейвинцы мало знали, но Михле всю жизнь прожила рядом с ней, в деревеньке на болотах.

Он отыскал её к рассвету: тонкий ручей с чёрной водой, не замерзающий даже в зимнюю стужу. Вода закручивалась воронками, текла с упрямой скоростью, а по берегам росли кряжистые ольхи и ели, сплетаясь ветвями над головой.

Рагдай присел на колени перед рекой и задумался. Вдруг он ошибся? Вдруг лишь потратит время и не поможет Ружану? В ветвях закаркали вороны, сидя в своих гнёздах, похожих на меховые шапки. Рагдай закусил губу и подумал: пристрелить бы одного и проверить, подействует ли сила реки? Но нет: ворон-то наверняка не впитал в себя колдовство, разве если наклевался чароплодов…

Достав нож, Рагдай расчертил себе руку длинным порезом. Он снял крышку с одного туеска и набрал воды против течения, а потом плеснул себе на руку. Порез затянулся. Довольно хмыкнув, Рагдай наполнил оба туеса: один – по течению, другой – против. Отряхнулся и вновь вскочил на коня.

Осталось отыскать хоть какого-нибудь зверослова, чтобы он вновь заговорил коня, потому что колдовство Михле уже начинало рассеиваться. Сильно хотелось есть, и Рагдай на ходу сунул в рот сухарь, а коня подкормил овсом и кусочком сахара.

Если Прародительница поможет, он скоро вернётся к Ружану.

* * *

Рагдай вернулся к следующему вечеру. Ружан то приходил в себя и разговаривал вполне внятно: сначала его взволновало появление колдуна, но затем он вроде бы даже смирился; то забывался мутным подобием сна, метался и просил увести Вьюгу. И верховный, к удивлению Михле, с лёгкостью соглашался покинуть терем, пока Ружан не успокоится.

Михле вглядывалась в окно: отсюда открывался вид на заснеженные холмы, вдалеке деревеньки пускали в небо столбики серого дыма, по большаку то и дело проезжали сани или небольшие конные отряды. Михле запоздало подумала: что, если Рагдая задержали стражи, когда увидели всадника, мчащегося с немыслимой скоростью? Но она одёрнула себя: у него хватило бы ума придержать скакуна вблизи деревень.

Наконец воевода ворвался на постоялый двор: весь запорошенный снегом, с диким взглядом и изорванным дорожным плащом, на концах которого застыли сосульки. Оставив коня отдыхать и отъедаться, он взбежал по крыльцу и распахнул дверь. Обнаружив Ружана живым, Рагдай громко выдохнул, но затем заметил Вьюгу.

– Снова ты, колдун.

– Снова я.

Михле смотрела на два узких вытянутых туеска у Рагдая на поясе и с каждым мгновением нервничала всё сильнее. Вдруг Вьюга обманул их? Вдруг они просто убьют Ружана и ничего не добьются? Она перевела взгляд на старшего царевича и подумала: уж лучше бы убить его милосердно, чем ждать гибели от болезни.

– Вьюга подскажет, – вымолвила Михле.

Ружан со стоном открыл глаза и сел на скамье. Михле едва сдержала всхлип: он почти не походил на того холёного красавца, каким предстал при их первой встрече. Ружан растянул рот в кривом оскале, увидев Вьюгу.

– Пришёл-таки забрать меня в своё царство льдов.

– Не стану переубеждать, – буркнул колдун.

– Тогда давайте… – Рагдай сглотнул, – давайте начнём. Что нужно делать?

– Разнести проклятое никчёмное тело на куски и собрать вновь, сказано же, – рыкнул Ружан, выхватил у Рагдая кинжал и вогнал себе в шею. Михле закричала.

* * *

В небе висела половина луны, словно другую её половину откусило чудище с громадной пастью. Замёрзшие болота перед Серебряным лесом сверкали мутно-зелёным: накануне прошёл снегопад, добавив к слежавшемуся снегу слой свежего, невесомого. Ветки яблонь тянулись к луне, и на фоне чёрного неба казались чьими-то костяными руками с растопыренными пальцами.

Издалека Ивлад увидел костры, которые жгли стрейвинцы. Они выстроились от границ по кромке леса, доходя до самых болот.

– Колдовские сволочи, – процедил Лютай. – Давай гнать их с нашей земли, царевич.