– Я и не говорю, что у нее натура убийцы, – спокойно ответил он. – Я имел в виду с практической точки зрения. Могла ли она совершить такое? Забудь о ее доброте и милосердии, Рози. Где она была во время последнего завтрака Гарри? Где были все?

– Ну, она… была со всеми. В гостиной. По-моему.

– И ты тоже была там?

– Нет, я сидела в прихожей. Помню, я вышла туда, чтобы налить себе выпить, пока жарились грибы, и села на ступеньки со стаканом.

– И она могла в это время тихонько выскользнуть из гостиной, зайти на кухню и подложить в сковороду ядовитый гриб. Ведь она любила тебя и ненавидела Гарри не меньше, а может и больше, чем ты.

– Что за бред! Нет, она бы ни за что так не сделала!

– Разве? А почему? Духу не хватило бы?

– Нет, дело не в этом…

– Или ума?

– Нет.

– Решимости? Храбрости? Силы воли? Всех тех качеств, Рози, которым ты так завидовала, когда вы росли вместе? Всех тех качеств, которые сделали ее одним из лучших специалистов в медицине, социальной сфере, вообще любой сфере, которую соизволишь назвать? Всех тех качеств, которых у тебя нет; потому она и способна на убийство, а ты нет!

– Ей не хватило бы лживости, – убежденно проговорила я. – Да, у нее есть все те качества, что ты перечислил, даже в избытке; но Филли честна до абсурда. Она вообще не способна на обман в любой форме, в любом виде.

– Даже в виде Майкла Филберна?

Я замерла.

– Ты никак не можешь поверить, да, Рози? Твоя любимая Филли, мать троих чудесных детишек хозяйка одного из прекраснейших домов в Котсуолдсе, леди Тысяча Акров, столп общества, староста в школе, усердный благотворительный работник, икона твоего детства, твоя старшая, красивая, волевая сестра – и изменяет мужу? Заводит роман? Причем роман не по безумной любви, а скользкий, грязный, спланированный перепихон по средам со слащавым похотливым бабником Майклом Филберном! На это она способна?

Я угрюмо выдержала его взгляд, решив не отводить глаз, но внезапно подпрыгнула, как кролик зазвонил телефон. Я схватила трубку.

– Если он там с тобой, передай ему, чтобы немедленно бежал сюда. Я больше не собираюсь носиться вверх-вниз по приказу Ее Высочества. Еще немного, и я привлеку ее за жестокое обращение!

Я передала телефон Джоссу:

– Это Вера.

– Вера, привет… О боже. О господи, ладно. Да, Вера, хорошо, я понимаю. Да, я приду, не заводитесь… да, уже иду. – Он устало опустил трубку. Потер лицо ладонями и вздохнул. – Похоже, Аннабел повадилась звонить мне через каждые пять минут. Ее агент провалил какой-то контракт на книгу, и она хочет, чтобы я использовал свои связи и во всем разобрался. Придется пойти и перезвонить ей, Рози. Она сводит Веру с ума. «Позовите мне моего мужа, или вы уволены».

– Она само обаяние, – процедила я.

Он ничего не ответил. Я закусила губу. Может, я повела себя как стерва? Да, пожалуй, но мне было все равно. Ощутив острый укол ревности, я вдруг поняла, что хочу, чтобы он разобрался с моими проблемами. Чтобы он все бросил и посвятил мне безраздельно свое внимание. Чтобы он утешил меня, а не ее.

Он встал, уходя. Я проводила глазами его высокую широкую спину и села на опрокинутую коробку, утопая в безысходности своего горя. У самого выхода он обернулся и посмотрел на меня.

– Послушай меня, Рози. Ничего не делай, хорошо? Оставайся здесь, ни с кем не встречайся и ни с кем об этом не разговаривай, поняла? Спокойно убирайся в доме, занимайся своими делами, но ничего не предпринимай до моего возвращения. Пусть какое-то время я буду занят, но потом обязательно вернусь, и будь я проклят, если не докопаюсь до истины. Понятно?

Видимо, он принял мой тупой взгляд за согласие, потому что, продиктовав мне эти пространные инструкции, сразу вышел. А мне осталось лишь гадать, отчего у меня такая слабость в коленях. То ли от его чисто американской мужественности и роста в шесть футов два дюйма, то ли оттого, что я – всего лишь убогая женщина, питающая тайную страсть к властным мужчинам. «Будь я проклят, если не докопаюсь до истины». Как мило. Я позволила себе впасть в легкий экстаз от этих слов. Ах, если бы у меня была кассета с его голосом, чтобы слушать ее в тяжелые минуты… или в радостные минуты, раз уж на то пошло. Можешь удавиться, Аннабел, он и с моими проблемами тоже разберется, поняла? Я фыркнула. Просто так получилось, что я вторая на очереди.

Так я и сидела, мечтательно глядя в пространство и обнимая колени, погрузившись в завораживающие грезы о том, что теперь, как по волшебству, все будет прекрасно лишь потому, что он так сказал. Ведь он намеревается докопаться до истины. Но тут меня осенило. Я вздрогнула и уронила колени. Проклятье, с чего это вдруг все будет прекрасно? И почему он приказал мне ничего не предпринимать, ни с кем не говорить, сидеть тихо? Да потому… да потому, что он задумал впутать в это дело мою сестру, вот почему! Я вспыхнула. Филли! О господи, да он с ума сошел. Неужели он серьезно думает, что я так и буду сидеть и полировать ногти, зная, что он задумал? Зная, что он собирается сделать?

Я быстро собрала Айво и через двадцать минут мы с ним были уже у дома тети Филли. Дверь черного хода была незакрыта – я толкнула ее плечом, и – черная кошка ракетой вылетела из кухни.

– Эй! – позвала я. – Есть кто дома?

– …и кончай капризничать, черт возьми!

– Филли?

В дверях детской комнаты показалось ее пылающее лицо.

– О, Рози, извини, я даже не слышала, как ты вошла. Проклятый ребенок орет как резаный все утро; я уже не слышу собственных мыслей!

– Знакомое чувство, – сказала я, захлопнув дверь задом и обняв плачущую Хлою, которая подбежала ко мне. Я опустила Айво и взяла девочку на руки. – Айво иногда тоже капризничает, и, что бы я ни делала, все без толку.

– А я всегда что ни делаю в этом доме, все без толку, – взбешенно прошипела она и громыхнула чайником о плиту. – Растворимый будешь?

– Да, конечно. Я только его и пью.

– Я тоже. – Филли потянулась за банкой кофе. Ее лицо вспотело, раскраснелось; глаза горели от злости. Она раздраженно смахнула с лица растрепавшуюся прядь волос.

– Почему она не в школе? – спросила я, устроившись за кухонным столом и усадив всхлипывающую племянницу к себе на колени.

– Она утверждает, что у нее ухо болит, но по какой-то удивительной причине боль исчезает, как только начинаются «Телепузики».

– Ничего, – успокоила ее я, – у детей постоянно что-то болит, а потом проходит; это как температура.

– Наверное. Только вот моя температура все время повышается и повышается. – Она с треском закрыла крышкой банку кофе. Потом вздохнула. – Ох, Рози, извини, не обращай на меня внимания. У меня сегодня утром ужасное настроение. Все как-то навалилось разом. Чертовы рабочие до сих пор здесь – по-моему, они уже у нас поселились, мне скоро придется их усыновить. И они опять испортили обои в комнате Берти. Господи, ну неужели можно умудриться приклеить бордюр с танкистом Томасом вверх ногами? Дважды! Черт возьми, Хлоя, оставь Айво в покое! Не хочет он быть полярным медведем, неужто ты не понимаешь?