Потом поворачивается ко мне и велит:

– Колли, садись в машину.

Опять этот его липкий голос, так мне ненавистный. Я застываю в нерешительности.

– Ну же, дружище.

Он идет к нам, но мама выступает вперед, загораживает меня собой и говорит:

– Нет.

Когда они двумя черными силуэтами выделяются в ослепительном свете фар, кажется, будто их очертания объяты пламенем. Папа протягивает к ней руку, она подается вперед, их черные тени касаются друг друга. «Ого, да они целуются», – думаю я, что для меня полная неожиданность. Но потом вдруг вижу, что папа держит ее одной рукой за волосы, а другой совершает резкое движение. Слышится хруст, мама сгибается пополам, подносит к лицу руку, и меж ее пальцев сочится какая-то темная жидкость.

– Колли… – произносит мама, но ее голос натыкается на невидимую преграду, будто ее доконала жестокая простуда. А когда сплевывает, о землю шлепается алый сгусток.

– Иди в дом. Я через минуту буду.

Папа опять заносит кулак. Мама выставляет вперед руку – с таким видом, словно решила отказаться от дополнительной булочки. Он бьет, ее голова отлетает назад, как бильярдный шар, по которому саданули кием, и безвольно свешивается набок. «Беги, беги», – хочу закричать я, но я не могу, лишь безмолвно, как рыба, открываю и закрываю рот. Мама падает в грязь и растягивается в странной позе прямо у фар. Каждая тень просматривается, словно глубокие ямы. Когда папа бьет ее ногой в живот, она судорожно дергается. Потом он встает над ней, высокий-высокий. Как я раньше не замечала, что он такого огромного роста?

Моя рука ныряет в карман и выхватывает пульт управления собаками. Я тычу пальцами в кнопки.

«Ко мне».

«Взять».

«Ко мне».

Я знаю, что это бесполезно. Чего я ожидала? Что нас спасут призраки собак? Это примерно то же, что лупить по грязи кулаком. Но ничего другого у меня попросту нет. Папа с мамой слились в одну чудовищную массу. Она дергается, у нее болтаются туда-сюда безжизненные руки. СМАЙЛИК В ВИДЕ ОРУЩЕЙ МОРДАШКИ.

– Колли… – зовет она. – Колли…

Когда папа отводит для следующего удара ногу, я вижу, что тот придется ей по голове. Она просто лежит и ничего не делает. Мне хочется завопить и хорошенько ей съездить – ну почему ей не вскочить и просто не убежать?

Вместо этого я подбегаю к папе и бью его. Он удивленно хекает и отвечает мне своим кулаком. Когда тот врезается мне в бок, я взлетаю в пурпурный воздух и с хрустом валюсь на землю. В глазах вспыхивают искры. Когда взгляд проясняется, я вижу, что мама стоит на корточках, прикрывая меня своим телом.

– Оставь ее в покое, – говорит она папе, с трудом ворочая языком из-за крови во рту.

– Ты ударила нашу дочь, Роб… – вконец потрясенным голосом говорит папа. – Колли, иди ко мне, мама сегодня неуравновешенна.

Ничего не понимаю, меня ведь ударил он, а не мама. Разве нет?

«Вот теперь пора, Тепляшка Колли, беги!» – шепчет мне Бледняшка Колли.

Я выкатываюсь из-под мамы, вскакиваю на ноги и мимо развалившихся хозяйственных построек, спотыкаясь на каменистой земле, мчусь подальше от дома и подъездной дорожки, дабы поскорее оказаться в пустыне. Впереди, озаряя серебристой молнией путь, летит Бледняшка Колли.

«Ориентируйся на мой свет, – говорит она, – и держи курс на западные ворота».

В подступающей ночи мне навстречу пауками рвутся заросли полыни. На Коттонвудских горах серебристым багрянцем горит последний лучик солнца.

Вдруг меня кто-то зовет. Оглянувшись, я вижу, что это мама, едва передвигающая по земле ноги.

– Колли! – кричит она.

Слышен рев двигателя, звездочки папиных фар набирают яркость и начинают колыхаться вверх-вниз. Он ломится прямо через кустарник, надсадно воя мотором и подпрыгивая на каждом ухабе. И при этом гонит маму перед собой, будто овцу. Но потом обгоняет ее, она остается во мраке, а фары направляются ко мне.

«Бежим», – стрелой рвется вперед Бледняшка Колли.

Черными алмазами на фоне темно-синих сумерек передо мной становится на дыбы забор. Я налетаю на него, едва переводя дух.

«И что теперь, Бледняшка Колли? – Меня обуревает страх. – Зачем ты меня сюда привела?»

«Затем, что пробил час».

Я смотрю по сторонам, но бежать некуда. Меня стеной окружают забор и заросли стрельчатой травы. От запаха камфары в ночи к горлу подкатывает тошнота. Еще пара секунд, и папа с мамой будут здесь.

«Ты обманула меня! – кричу я Бледняшке Колли. – Заманила в ловушку! Хочешь, чтобы я тоже превратилась в Бледняшку!»

Она ничего не отвечает, лишь ныряет вниз и через мгновение уже маячит за забором. Ей, похоже, нравится, когда ее пронзает колючая проволока. Из моих глаз катятся слезы. Белые фары все ближе, двигатель рычит, как монстр. И как поступит папа – остановится или переедет нас?

На землю водопадом льется свет. Когда папа с ревом останавливает машину, я прикрываю глаза. Он выходит, открывает заднюю дверь и говорит:

– Носиться в ночи очень опасно. Нам пора ехать, малышка. Садись.

У меня ноют ребра, по которым он саданул кулаком. Ноет другой бок, которым я грохнулась на землю.

– Не хочу, пап… – шепчу я. – Ты меня ударил.

– Не накручивай, Колли, – нетерпеливо отвечает он, подходит ко мне и без труда подхватывает на руки.

В Принстоне папа занимался греблей, и поэтому тело у него большое, как дом. От него исходит чистый запах. Он крепко прижимает меня к себе, как по мне, то даже слишком. Я начинаю брыкаться. Папа властно сжимает рукой мой ушибленный бок. Мне больно.

В ярком потоке лучей света возникает мама. Ее шатает. У нее явно повреждена нога. Подойдя к нам, она хватает папу за пояс брюк. Он бьет ее ногой. Она охает, и я почти наяву слышу, как у нее внутри лопается что-то жизненно важное. Ее кожа сочится запахом страха. Папа опять пытается ее с себя стряхнуть, но она его не отпускает. Потом протягивает мне руку и раскрывает ладонь.

– Колли… – окровавленными губами едва слышно шепчет она.

Если я его ей дам, это будет означать, что я сделала свой выбор.

«И кого из них мне выбрать, Бледняшка Колли? Его или ее?»

Она вдруг раздувается во все стороны, нависает над землей, заслоняет высь, взмывает к звездам и заполоняет собой весь небосвод.

«В глаз ему иглу воткни», – доносится отовсюду ее голос.

Я выдергиваю из рукава вставку и бросаю ее маме. Та обхватывает папу за ноги, и мы падаем. Он вскрикивает, как орел, мы касаемся земли, у него разжимаются руки, и я выскальзываю из его объятий. Папа переворачивается на спину, мама