Потом экран потемнел.

— Удовлетворены? — спросил Ватюэйль.

Молодая доктор ничего не ответила, записала что-то у себя в блокноте.

Они сидели в безликом кабинете, наполненном безликой мебелью. Они сидели на двух дешевых стульях перед столом. Старинного вида телевизор стоял на поверхности стола между ними, по столу и полу петлял провод питания. Окно с приоткрытыми вертикальными жалюзи выходило в отделанный белой плиткой световой колодец. У белых плиток был грязноватый вид, и световой колодец пропускал мало света. Гудящая тусклая флуоресцентная лампа была установлена в углу потолка и источала яркое сияние, которое придавало бледному лицу молодого доктора нездоровый оттенок. Возможно, и его лицу тоже, хотя у него кожа была более смуглая.

Ощущение незначительного покачивания, чувство, будто вся комната немного ходит из стороны в сторону, противоречило четкой уверенности, что они находятся в обычном здании на земле. В различных колебаниях наблюдалась определенная регулярность, периодичность, и Ватюэйль попытался высчитать продолжительность интервалов. Похоже, таких интервалов было два: долгий, длившийся около пятнадцати или шестнадцати сердцебиений, и короткий, приблизительно в треть первого. Он использовал сердцебиения, потому что у него не было часов, или телефона, или терминала, да и настенных часов в комнате нигде не было видно. На руке у доктора были часы, но слишком маленькие — он на них ничего не видел.

Вероятно, они находились на корабле или барже. Может быть, в каком-то плавучем городе. Он понятия не имел: он только что пробудился здесь, оказался на дешевом стуле в этой простой комнате, где ему показывают низкого качества видео на древнем телевизоре. Он уже успел обследовать помещение — дверь была заперта, световой колодец уходил вниз на четыре этажа и заканчивался маленьким закрытым двориком, заваленным листьями. Молодая доктор села на стуле, попросила сесть и его, стала делать записи в блокноте, пока он осматривал все вокруг. Ящики в единственном здесь письменном столе — деревянном, видавшем виды — были тоже заперты, как и единственный помятый стальной шкаф. Ни телефона, ни экранов связи, ни терминалов или признаков того, что что-то разумное и полезное здесь присутствует или подслушивает, не наблюдалось. Совсем с ума сойти — тут даже был выключатель для лампы.

Он посмотрел через плечо доктора на записи, которые она делала, но она писала на неизвестном ему языке. Интересно, спрашивал он себя, сколько у него будет времени, прежде чем его остановят, если он начнет угрожать доктору или попытается сломать хлипкую на вид дверь.

Он поднял голову на явно подвесной потолок. Может быть, ему удастся выползти отсюда.

— Скажите мне, что вы хотите знать, — сказал он.

Доктор сделала еще одну запись, закинула ногу на ногу, сказала:

— Что, по-вашему, мы можем хотеть узнать?

Он поднес руки к лицу, провел ладонями от носа к ушам.

— Что ж, — ответил он, — я этого не знаю, так?

— С чего вы взяли, что мы можем хотеть узнать что-то?

— Я атаковал вас, — сказал он, показывая на деревянный ящик с экраном. — В этой штуке сидел я, и я вас атаковал. — Он взмахнул руками, оглянулся. — Но меня сбили. Похоже, нас всех перехватили. И теперь я здесь. Какую бы часть меня вы ни спасли, вы могли бы получить информацию напрямую по кодам, просканировав остатки. Я вам не нужен, и я понять не могу, почему я здесь. Единственное, что мне приходит в голову: вы хотите узнать еще что-то. Или, может, это первый круг Ада? И я должен буду торчать здесь, пока меня не замучат тоской до смерти?

Она сделала еще одну запись.

— Может, нам стоит еще раз посмотреть экран? — предложила она. Он вздохнул. Она снова включила телевизор. Черное тело в виде оконечника копья падало с неба, освещенного вспышкой молнии.

— Да нет, просто умер — и все.

Йайм натянуто улыбнулась.

— Я думаю, вы профанируете нашу профессию, господин Нопри, если относитесь к прекращению жизни с таким небрежением.

— Да знаю я, знаю, знаю, — с жаром сказал он, энергично кивая. — Вы безусловно совершенно правы. Но это все ради дела. Это необходимо. Я очень серьезно подхожу ко всей этике Покойни. Но тут — ха-ха — особые обстоятельства.

Йайм спокойным взглядом посмотрела на него. Нопри был худощавым растрепанным молодым человеком с горящими голубыми глазами, бледной кожей и лоснящейся лысиной. Находились они в том, что носило название Офицерский клуб, главное социальное пространство для приблизительно сорока граждан Культуры, составлявших около половины процента Булбитианского населения, в высшей степени разнообразного и немногочисленного. Клуб размещался в том, что для Булбитианского вида служило чем-то вроде зала для игр. То, что раньше было потолком — а теперь стало полом, — было усажено огромными многоцветными конусами, похожими на некие аляповатые толстые сталагмиты.

Маленькие колесные автономники, бродившие по просторному клубу, разносили еду, напитки и наркочаши; Булбитианцы, судя по всему, могли реагировать совершенно непредсказуемо, когда другие виды использовали поля внутри них, а потому автономники имели колеса и многосуставные руки, а не левитировали с помощью своих антигравитационных устройств и не использовали поля-манипуляторы. И все же, как заметила Йайм, корабельный автономник, казалось, не испытывал никаких неудобств, паря на уровне стола.

Она и Нопри сидели за столом вместе с автономником, тогда как Двелнер вернулась к исполнению своих обязанностей. В этом теплом, но приятным образом обезвлажненном пространстве заняты были еще два столика. За ними сидели группки из четырех-пяти человек, у которых по портновским стандартам Культуры был довольно неказистый вид, все они, казалось, были заняты только собой. Йайм, еще до того как Нопри сказал ей, догадалась, что эти люди ждут рандеву с кораблем, который должен прибыть в течение ближайших двух-трех дней с «Полного внутреннего отражения», ВСК, который был одним из кораблей Культуры, называвшихся «Изпамятистертые», флота Забытых сверхсекретных кораблей-осеменителей, которые должны быть задействованы после катастрофы, если таковая случится.

— И что же это за «особые обстоятельства», господин Нопри? — спросила она.

— Я пытался поговорить с Булбитианцем, — сказал Нопри.

— И разговор с ним кончается смертью?

— Да, довольно часто.

— Как часто?

— На настоящий момент двадцать три раза.

Йайм была в ужасе. Она отхлебнула из стакана, прежде чем сказать:

— Эта штука двадцать три раза убивала вас? — Голос ее непроизвольно перешел на потрясенный шепот. — Вы имеете в виду — в виртуальной среде?

— Нет, по-настоящему.

— Он вас убивал по-настоящему?

— Да.

— Убивал в Реале?

— Да.

— И что — каждый раз реконфигурация?