— Вы считаете, что вас следует отпустить? — спросила она.

— Да, конечно, считаю. — Он подошел к двери, чувствуя, что пол под ним немного ходит, чувствуя себя частью этого мягкого, неторопливого возвратно-поступательного движения. Он взялся за дверную ручку. — Я полагаю, это какое-то испытание, — сказал он, — и я его прошел, поняв, что вы — не из вражеских рядов, вы — мой сторонник, и теперь я открою эту дверь и уйду.

— И что, по-вашему, вы увидите по другую сторону двери?

— Понятия не имею. Но существует вполне очевидный способ выяснить это. — Он нажал ручку. Дверь все еще была заперта.

— Прошу вас, доктор Мьеджейар, — сказал он, кивая ей. — Если вы не возражаете.

Она несколько секунд смотрела на него непроницаемым взглядом, потом засунула руку в карман своего белого халата, вытащила ключ и бросила ему. Он поймал его, отпер дверь и открыл ее.

Доктор Мьеджейар поднялась и подошла к нему — он стоял, глядя перед собой. Ветерок обдувал его, трепал материал его одежды, волосы.

Перед ним открывались бескрайние просторы мшистой зелени. Земля изгибалась, чуть ниспадая к горизонту — голубому небу, по которому плыли белые облака. Зеленый ковер мха лежал на ровной ветке громадного, невероятно большого дерева. А вокруг множество веток, веточек, прутиков, листьев. На ровных частях веток стояли солидные многоэтажные здания, по ним проходили широкие дороги, по которым бежали маленькие колесные автомобили. Там, где ветки, искривляясь, уходили вверх, дороги серпантином устремлялись по склонам, а дома поменьше цеплялись за выщербленное, неровное дерево. По веточкам проходили дорожки, на них стояли дома, с террасами, балконами, пристройками. Размера прутиков хватало, чтобы вместить тропки и винтовые лестнички и дома, вроде дач и коттеджей. Листья, зеленые, но уже с желтинкой, имели размер с парус большой яхты. Маленькие машины, бредущие люди и трепыхающиеся на ветерке громадные листья наполняли это зрелище движением.

Мягкое покачивание вверх-вниз и с боку на бок оказалось следствием сильного, устойчивого ветра, воздействующего как на дерево в целом, так и на данную конкретную ветку.

На докторе Мьеджейар вдруг появился вингсьют — темный, перепончатый, объемистый. Он почувствовал, как что-то изменилось, и посмотрел на себя — на нем было похожее одеяние.

Она улыбнулась ему.

— Молодцом, майор Ватюэйль. Ну, а теперь как раз время отдохнуть и оправиться, а?

Он неторопливо кивнул, повернулся — то место, где он только что находился, превратилось в простенькую комнату деревенского дома, заполненную разнородной объемистой, раскрашенной в разные цвета мебелью. Окно имело приблизительно овальную форму и выходило в заросший кустарником двор.

— Хотите полетать? — спросила доктор Мьеджейар и побежала по широкому проезду на покрытой мхом коре. Проезжающая машина — открытая, на высоких колесах, какая-то из давней истории — погудела ей, и она припустила по дороге. Потом она стала исчезать — поверхность ветки изогнулась вниз, и он бросился за доктором. На несколько мгновений он потерял ее из виду, потом увидел снова — в воздухе. Она подпрыгнула на ветру и стала взмывать вверх, по мере того, как наполнялся воздухом ее вингсьют, парила, словно воздушный змей.

Он увидел удлиненные мостки, похожие на трамплин, с которых она, вероятно, прыгнула. Теперь он вспомнил, как это делается. Он не раз бывал здесь раньше. Невероятное дерево. Способность летать. Много раз.

Он побежал по мосткам и прыгнул, расставив в стороны руки, раздвинув ноги, и почувствовал, как теплый воздух легко подталкивает его вверх.

Земля — поля, петляющие реки — находилась километром ниже, крона дерева на таком же расстоянии выше.

Доктор Мьеджейар виднелась темной формой, уносимой вверх. Он наладил свой вингсьют, заложил вираж и стал подниматься следом за ней.

Как только Йайм проснулась, она поняла, что все еще спит. Она поднялась. Она не была абсолютно уверена, то ли она делает это по доброй воле, то ли что-то подняло ее из кровати. Трудно было сказать. С ее ладоней вверх тянулись тонкие темные линии. Еще она заметила, что такие же линии идут от ее ног, пронзая подол ночной рубашки. А еще от ее плеч и головы вверх тянулись веревочки. Она подняла руку и нащупала одну из веревочек, поднимающихся из ее головы; они натягивались и ослаблялись, позволяя ей закинуть назад голову. Она вроде бы стала марионеткой. Это показалось ей странным. Такие сны ей еще не снились.

Продолжая смотреть вверх, она увидела, что там, где вроде бы должна была находиться рука, держащая разветвление, контролирующее веревочки, висел автономник. Наклонившись в сторону — одни веревочки тут же ослабли, другие натянулись, — она увидела, что веревочки тянулись еще выше из автономника, значит, и им тоже кто-то управлял. Она подумала, что, может быть, это какое-то глубоко и всегда хранившееся в ее подсознании представление о том, как Культура устроила свою систему якобы вовсе не иерархического управления.

От автономника веревочки уходили к потолку (который, на самом деле, конечно, был полом). Там она увидела еще одного автономника, а за ним еще одного; чем дальше, тем они становились меньше, и вовсе не по причине удаленности. Теперь она поняла, что смотрит сквозь потолок. Высоко наверху виднелось множество кораблей, которые увеличивались в размерах, пока не исчезали из виду в дымке этажей, ребер и других структур. Самый большой видимый корабль был размером со средний ВСК, хотя то, что она видела, вполне могло быть облаком.

Она переместилась/была перемещена по полу/потолку. Ощущение у нее возникло такое, будто это было ее самостоятельное движение, но в то же время веревочки — на самом деле, они скорее походили на проводки — вроде бы и обусловливали все ее движения. Ощущение плавучести, как она поняла, давали веревочки, а не частичная гравитация. Это показалось ей логичным.

Она посмотрела на свои ноги, чтобы увидеть, как двигаются они, и поняла, что может видеть сквозь пол. К ее удивлению, веревочки от ее ног уходили сквозь пол к другому человеку — женщине — уровнем ниже. Она смотрела прямо на голову этой женщины. Остановилась. Женщина под ней остановилась. Йайм почувствовала, что веревочки двигаются, но почему-то не оказывая влияния на нее — сама она оставалась неподвижной. Женщина внизу смотрела на нее. Она помахала ей. Та помахала в ответ. Она была похожа на Йайм, но не точь-в-точь. Ниже женщины находились еще какие-то люди. Гуманоиды — может быть, пангуманоиды, разобрать она не могла, — похоже, женщины, и все они немного напоминали ее.

И опять они в конечном счете растворились в дымке внизу, естественно, точно такой же, как и дымка наверху.

Она сняла ночную рубашку и оделась. Одежда словно жидкость обтекала веревочки, которые управляли ею, материя разделялась, а потом снова срасталась. Вскоре она вышла наружу и двинулась по настоящему широкому полу коридора, арки поднимались к своим вершинам у потолка, как оно и должно было быть.

Ряд стремительно сменяющих друг друга образов и слабый ветерок на ее щеке говорили, что она идет очень быстро, а потом она вдруг оказалась у входа в камеру, в которой находилась сингулярность. Гравитация здесь ощущалась сильнее, может быть, достигала половину нормальной. Впуская ее, откатились в сторону, открылись на манер диафрагмы или поднялись несколько расположенных в ряд мощных, сверкающих металлических дверей, и она вошла внутрь. Те структуры, что находились над — и под — ней, ни в малейшей мере не воздействовали на веревочки.