– Доченька, до Коктебеля дорога дальняя… Тебе кушатьзахочется. Я тебе в термос горячего чайку налью. Кушать захочешь, чайку попьешьда курочки покушаешь.

– Мам, да я у любого кафе остановлюсь и перекушу.

– Доченька, да зачем деньги тратить? Тут все-таки всесвое, домашнее. Пирожки с яйцом, яблоками и черникой, как ты любишь, –мама не поддавалась на мои уговоры и набивала целую сумку еды.

– Мама, ну где я тебе эту сумку открою и есть буду?

– По дороге. Как устанешь, остановишься и покушаешь.

– На таком крутом кабриолете остановлюсь, достану баулс пирожками и начну есть… Ну ты хоть думаешь немножко?

– Думаю, доченька, я о тебе всегда думаю, – несдавалась заботливая мама. – О тебе да о внуках, о ком же мне еще думать…

Решив не расстраивать добрую старушку, я взяла увесистуюсумку и отнесла ее к входной двери. Мама посмотрела на меня благодарнымвзглядом и, сев на стул, слегка прослезилась.

– Мама, ну чего ты расстраиваешься?

– Береги себя, доченька. Осторожно ты там в этомКоктебеле. У тебя там что, бизнес?

– Бизнес.

– Поаккуратнее ты там со своим бизнесом. Какой-тобизнес у тебя странный. Такая красивая машина, столько денег. Я очень за тебяпереживаю, доченька. Я за тебя боюсь.

– Не переживай, мам, все нормально будет.

Я достала платок и вытерла мамины слезы.

– Мама, я вчера Костика видела.

– Правда?

– На Садовом. У меня колесо спустило, а он мне егопоменял.

– Ну и как он?

– Старый какой-то стал… Небритый, неухоженный,безденежный…

– Правда? И чего это с ним? У него же все хорошо было.Неужели жена молодая его до этого довела?

– Выходит, довела. А ребенок у него не родился.Выкидыш.

– А он хоть про наших-то детей спрашивал?

– Да, спросил ради приличия. Спросил, может, нам яичекс колбаской принести.

– Каких яичек?

– Которые в магазине продаются. С десяточек, а то вдругобъедимся и лопнем.

– Он что, совсем умом тронулся?

– Похоже, что да.

– А денег на детей не предлагал?

– Мам, ну о чем ты говоришь? Какие могут быть деньги надетей?

Попрощавшись со своей семьей, я взяла хозяйственную сумку,собранную моей мамой, и, спустившись к своей машине, помахала моим домашнимрукой. Затем подъехала к дому Владимира и громко посигналила.

Владимир не заставил себя ждать и спустился к моей машинеуже через несколько минут. Он был одет в широкие цветастые шорты и чернуюмайку, а на его шее красовалась здоровенная золотая цепь в палец толщиной.

Бросив небольшую сумку с вещами в багажник, онпродемонстрировал мне свои шорты и сел рядом со мной.

– А я по-летнему.

– Я вижу. А вещей зачем так много набрал?

– Да разве это много? Там плавки, ласты, маска. Я,знаешь, как нырять люблю… Рубашки сменные, брюки, вдруг мы с тобой в ресторанпойдем. Ты не представляешь, чего мне стоит эта поездка.

– И чего тебе стоит эта поездка?

– Мне пришлось отложить несколько деловых встреч.

– Так уж и деловых?

– Еще каких деловых, – немного обиделся Владимир.

– Ничего страшного. Это значит, что, пока ты будешьотдыхать в Коктебеле, несколько девушек поживут в России, а не поедут заграницу, испытывая и без того нелегкую судьбу. Наша поездка спасет кому-тожизнь.

– Ты так говоришь, как будто они там умирают… Ты-то вонкак поднялась.

– Умирают.

– Кто умирает-то, Светка?! Такие, как ты, не умирают.Такие живучие… Ты, Светка, еще меня переживешь, это однозначно. А другие неумирают, они просто пропадают…

– А ты хочешь сказать, что это не одно и то же? Еслиони пропадают без вести, то они наверняка умирают.

– Не скажи. Некоторые пашут в каких-нибудь борделях досамой старости, пока окончательно не выйдут в тираж.

– А какая может быть старость у тех, кому тыпредоставляешь такой образ жизни? Они умирают молодыми.

Владимир посмотрел на меня крайне недовольным взглядом иположил руку мне на плечо.

– Свет, давай не будем о грустном. Мы же едем с тобойотдыхать. Я просто к тому говорю, что эта поездка стоила мне несколькихнеотложных дел. А любые неотложные дела стоят денег. Это значит, что, если яеду с тобой, я теряю свои деньги. Но ради такой женщины, как ты, я готовпотерять все, что имею. Все к едрене матери!

– Я тебе все компенсирую, – произнесла я без тениулыбки.

– Чем? – как-то по-детски рассмеялся Владимир.

– И деньгами и натурой… – также смеясь, ответилая.

Как только машина тронулась, я почувствовала, что Владимирпостоянно натыкается взглядом на мою грудь, которая выделялась в плотнооблегающей розовой кофточке с откровенным глубоким вырезом.

– Знаешь, у меня еще никогда не было такой женщины, какты, – Владимир откинулся на спинку кресла и аккуратно поправил свои шорты.

– Какой?

– У меня никогда не было женщины, которая одновременнонастораживает и возбуждает. Я пытался вспомнить, какой ты была, когда яотправлял тебя вместе с Ленкой на заработки.

– И какой я была?

– У тебя был облик порядочной женщины. Ты не былапохожа на искательницу приключений.

– А теперь я на нее похожа?

– Похожа. Понимаешь, у тебя такое лицо…

– Какое?

– У тебя лицо сытой, холеной женщины, и все же в немчувствуется авантюризм. Ты ничего не усложняешь, как это делают другие женщины…

– А как это делают другие женщины?

– Другие женщины усложняют все так, что голова идеткругом.

– Например?

– Например, после одной ночи с мужчиной они считают,что имеют на него все права, и стараются затащить его в загс.

– Зачем?