Телесные раны к концу лета практически зажили, и осенью, когда туристы разъехались по домам, первые снегопады пощекотали горные склоны, а на дверях наблюдательных пожарных вышек повисли замки́, они уже дружно работали, отпиливая доски и вгоняя гвозди. Оба пока чувствовали себя не лучшим образом, и дело продвигалось не так легко, как некогда, но бывали дни, когда это занятие доставляло им даже большее удовольствие, чем прежде. Они продвинулись, насколько могли, пока зима не вынудила свернуть работы, а потом, с наступлением весны, возобновили их и к тому моменту уже поняли то, что были не способны озвучить сразу. Дом надо восстанавливать, а обоим надо этим заниматься, потому что это занятие – тоже исцеление. Либо так, либо бегство. Они восстанавливали все порушенное без исключения. Оба регулярно посещали врачей (Эллисон – специалистов по ожогам и пластических хирургов, Итан – физиотерапевтов), и даже их слова, их прикосновения не просто исцеляли, но и во многом отстраивали заново. Едва ли не все было порушено, но отнюдь не без возможности восстановления. Так что когда они занимались ремонтом, дом стал одной из частей этого восстановления – а потом и вовсе центральной частью, когда посещения врачей понемногу сошли на нет, – и им стало проще подобрать слова, обращаясь друг к другу, а взаимные прикосновения опять становились знакомыми и не несли в себе налет безнадежности и отчаяния.

Это было то, осознал Итан, что он никогда не понимал в искусстве выживания все эти годы, изучая его и обучая ему других людей.

Выживание не заканчивается, когда тебя нашли. Появление спасателей – это отнюдь не финал. Вернувшись в привычный мир, предстоит еще вернуть и то, что было потеряно.

Он никогда не знал про этот заключительный этап.

Опять наступило лето, и в тот день, когда приехал Джейс Уилсон со своими родителями, вовсю жарило солнце. Итан, сняв рубашку, укладывал на крышу листы шифера, а Эллисон затирала швы на свежеуложенных потолочных панелях внутри.

Парень заметно вытянулся – тем удивительным образом, каким вдруг меняются дети между определенными годами. В голосе появился юношеский басок. Выглядел он неплохо, но, казалось, был постоянно настороже, и Итан понимал почему. Для Джейса это тоже был сезон восстановления.

Отца его звали Чак. Мать, Эбби, работала в банке в Чикаго, где последний год ее постоянно сопровождал профессиональный телохранитель – женщина с добрыми голубыми глазами, которая сказала, что узнала о ситуации Эбби с сыном от знакомых в полиции и подумала, что может помочь ей решить проблему. Родители Джейса разошлись, когда он еще был совсем мал, но в этот летний день они отправились в поездку одной семьей, и если между ними и имелась какая-то напряженность, то она крылась где-то глубоко под поверхностью, где ей самое и место. Все прекрасно провели день и тихий спокойный вечер, а после того, как солнце опустилось за горы и Джейс отправился спать в знакомый ему барак, взрослые вынесли бокалы красного вина на террасу незаконченного дома, и там Эллисон спросила у родителей Джейса, не хочется ли им узнать, чем закончилось опознание трупов тех, кто так упорно преследовал их сына. Так что они выслушали ее рассказ и наконец узнали о подвигах братьев Бёрджесс и их сестры. Насколько мог судить Итан, единственные вопросы, на которые уже имелись ответы, касались лишь того, что за люди и сколько денег заплатили за то, чтобы убить каких-то других людей. Но это имело значение для родителей Джейса, это тоже было частью их собственного восстановительного сезона, так что Итан слушал, как Эллисон рассказывает то, что ей известно, хотя и знал – и был уверен, что и она тоже знает, – что у каждого имелась своя собственная версия событий, произошедших в окрестностях Репаблик-пик тем жарким июньским днем, когда западный ветер дохнул на горы пламенем лесного пожара.

А наутро они отправились верхом туда, где Джейс и Эллисон выжили в огне. Лошадей для гостей пришлось занять у одного знакомого, но Эллисон поехала на Танго. Видавшая огонь ехала на видавшем огонь. Она сказала, что ей любопытно проверить, вспомнит ли конь это место. Итан не стал спрашивать, как она это поймет, но не сомневался, что поймет обязательно.

Сразу после рассвета они выехали на опустошенные пожаром, безжизненные склоны под Репаблик-пик, где все вокруг было мрачно-серым от углей и пепла. Итан беспокоился, как воспримут подобную картину гости, пытался как-то разбавить всю эту печальную обстановку, когда Джейс вдруг заметил:

– А ее трава уже возвращается.

Он был прав. На выжженной земле, среди обгоревших пней выделялся ярко-зеленый кружок – где-то с акр свежей травы. Трава пала жертвой пламени быстрее, чем деревья, но и возродилась куда скорей. Джейс долго на нее смотрел, а потом его мать спросила, очень тихо и мягко, не здесь ли он хочет поставить крест. Впервые за все время кто-то упомянул про крест, хотя он всю дорогу был с ними.

– Никто здесь не погиб, – отозвался он. – Она была выше.

Так что они поднялись еще выше, мимо истончившихся и почерневших остатков деревьев, перебрались через уступ скалы и оказались на небольшой плоской поляне. Здесь спешились, и Итан понял, что мальчишка как следует изучил карты, составленные после расследования пожара, поскольку в точности знал, где Ханна упала после выстрела Джека. Итан в этом не сомневался, поскольку и сам осенью навестил эти места – медленно, пешком, а потом сел в полном одиночестве среди черных камней и громко провозгласил, что благодарит Ханну за свою жену.

То было сразу перед тем, как выпал первый снег.

А теперь Джейс Уилсон расчистил клочок земли, взял молоток и принялся вколачивать крест в землю. Почва была плотная, дело шло туго, но когда его отец с Итаном предложили свою помощь, тот сказал, что справится сам. Через некоторое время все было готово, но тут Джейс решил, что крест стоит недостаточно прямо, и они молча ждали, пока он не выправит его так, что останется доволен. Джейс провел рукой по гладко струганной поверхности креста, а потом отвернулся, посмотрел вниз вдоль склона и произнес:

– Она выложилась без остатка. Выложилась до последней капли. Она была настоящим бойцом.

Все признали, что да, так оно и было.

Джейс долго сидел там и смотрел на выжженную гору внизу, не произнося ни слова. Потом наконец поднялся и опять забрался на лошадь.

– Хорошее место для креста, – сказал он. – Отсюда видно траву. Видно, где мы были. Я знаю, что она тогда делала. Она не стала спускаться, чтобы хорошо видеть нас.

Тут он посмотрел на Эллисон.

– А вы и вправду не слышали ее голос?

Не отводя с него глаз, Эллисон ответила:

– А ты и вправду слышал?

Джейс кивнул.

– Вот это самое главное, – заключила Эллисон.

Потом они поехали вниз от креста, через кружок здоровой зеленой травы, и даже под раскинувшейся вокруг чернотой было видно, как начинается возрождение, если как следует присмотреться. Земля может долго хранить шрамы, но она уже работала над их исцелением и будет терпеливо продолжать это делать.