Брианна неподвижно застыла на каминном коврике, сцепив руки и сжав челюсти в попытке совладать с собой. Щеки ее блестели от слез. Потом плечи опустились и вся фигура как–то обмякла.

— Наверное, это действительно глупо и эгоистично, — произнесла она неожиданно спокойным, рассудительным тоном. — Ты наверняка думаешь, что я ужасная эгоистка.

— Нет, — тихо отозвался Роджер. — Вовсе я так не думаю.

Он встал, подошел к ней сзади и обнял за талию, побуждая откинуться назад и прислониться к нему. Поначалу девушка напряглась, но потом уступила и расслабилась. Роджер наклонил голову и уткнулся подбородком ей в плечо.

— Я раньше многого не понимал, — сказал он. — До самого последнего времени. Ты помнишь все те коробки в гараже?

— Какие? — спросила она, пытаясь улыбнуться. — Их там сотни.

— Те, на которых написано «Роджер».

Он слегка стиснул ее и теснее прижал к себе, обхватив руками.

— Там старое барахло моих родителей, — пояснил он. — Картинки, письма, детская одежда, книжки и прочая допотопная всячина. Преподобный уложил все это, когда взял меня к себе. Отнесся ко всему этому как к своим самым драгоценным историческим документам — водонепроницаемая упаковка, защита от моли и все такое.

Роджер медленно раскачивался из стороны в сторону, вовлекая Брианну в свой ритм и глядя на огонь через ее плечо.

— Я как–то спросил его, зачем он решил сохранить эти вещи — мне они были не нужны, я был к этому равнодушен. Но он сказал, что мы все равно сохраним их; сказал, что это моя история, а история нужна каждому.

Брианна вздохнула и расслабилась, раскачиваясь вместе с ним в почти неосознаваемом ритме.

— Ты когда–нибудь заглядывал в эти коробки?

Роджер покачал головой.

— Неважно, что там находится, — сказал он. — Главное, что они есть.

Он отпустил ее, отступив назад, и она повернулась к нему. У нее было заплаканное лицо, длинный изящный нос слегка распух.

— Знаешь, а ты не права, — тихо произнес Роджер и протянул ей руку. — Не только твоей матери есть до тебя дело.

Брианна давно уже спала, а Роджер все сидел в кабинете, глядя, как угасает пламя в камине. Ночь накануне Дня всех святых всегда казалась ему беспокойной, живой от проснувшихся духов. Нынешняя же ночь с учетом того, что должно было произойти утром, могла считаться таковой в еще большей степени. Тыква–фонарь на письменном столе ухмылялась в предвкушении, наполняя комнату ароматом домашней выпечки.

Звук шагов на лестнице прервал его размышления. Он подумал, что это Брианна, которой не спится, но это оказалась Клэр в светившемся на фоне темного коридора ночном халате из белого атласа.

— Я решила, что вы еще не спите, — сказала она.

Он улыбнулся и протянул руку, приглашая ее войти.

— Да, мне на День всех святых всегда не спится. Отец рассказывал мне множество историй, после которых казалось, будто привидения переговариваются у меня за окном.

Она улыбнулась, войдя на свет огня.

— И что они говорили?

— «Мы нынче ночью на охоте, мы жаждем крови, жаждем плоти», — процитировал Роджер. — Вы знаете эту историю о маленьком портном, который всю ночь провел в наполненной призраками церкви, где повстречал голодного духа?

— Знаю. Мне кажется, что если бы я услышала это за своим окном, то всю оставшуюся ночь провела, прячась под одеялом.

— О, я обычно так и делал, — заверил ее Роджер. — Хотя как–то раз, когда мне было лет семь, я набрался храбрости, встал на кровати и помочился на подоконник. Преподобный как раз накануне рассказывал мне, что если помочиться на порог, то призрак не сможет войти в дом.

Клэр радостно рассмеялась, отблески огня плясали в ее глазах.

— И это сработало?

— Ну, наверное, будь окно открыто, сработало бы лучше, — ответил Роджер, — но духи не явились, нет.

Они расхохотались, а потом воцарилось неловкое молчание, за которым крылось ощущение бездонной пропасти, зияющей под туго натянутым канатом разговора. Клэр сидела рядом с ним, глядя на огонь, ее руки беспокойно перебирали складки халата, серебряное и золотое обручальные кольца вспыхивали искорками.

— Я позабочусь о ней, — пообещал Роджер. — Вы ведь знаете это правда?

Клэр кивнула, не глядя на него.

— Знаю, — тихо ответила она, и Роджер заметил дрожь ее поблескивающих на свету, влажных от слез ресниц.

Она порылась в кармане халата и достала длинный белый конверт.

— Вы сочтете меня ужасной трусихой, — сказала она, — да так оно и есть. Но я… я, откровенно говоря, наверное, не смогу… не смогу попрощаться с Бри.

Клэр не совладала с голосом, осеклась и протянула ему конверт.

— Я все написала для нее — все, что могла. Вы…

Роджер взял конверт, согретый теплом ее тела, и ему почему–то показалось, что ни в коем случае нельзя допустить, чтобы он остыл, прежде чем попадет в руки ее дочери. Он торопливо сунул конверт в нагрудный карман, почувствовав, как хрустнула сложившаяся бумага.

— Да, — ответил он, услышав собственный голос словно со стороны. — Значит, вы отправитесь…

— Рано, — закончила она, глубоко вдохнув. — До рассвета. Я договорилась, чтобы за мной заехала машина.

Ее руки нервно сцепились на коленях.

— Если я…

Она закусила губу, потом умоляюще посмотрела на Роджера.

— Я не знаю, понимаете, — сказала она. — Я не знаю, получится ли это у меня. Я очень боюсь. Боюсь идти. Боюсь не идти. Просто боюсь.

— Я тоже.

Роджер протянул руку, и она взяла ее. Они долго сидели молча, и он ощущал под пальцами легкий и быстрый пульс в ее запястье.

Клэр мягко сжала его руку и отпустила.

— Спасибо вам, Роджер. За все.

С этими словами она подалась к нему, коснулась его губ легким поцелуем, встала и вышла, растворившись в темноте холла, словно белый призрак, исчезающий вместе с кануном Дня всех святых. Некоторое время Роджер сидел один, продолжая ощущать ее теплое прикосновение на своей коже. Свеча в тыкве почти догорела. Воздух наполнился запахом свечного воска, а в угасавшем за прорезями пламени угадывались прощальные взгляды языческих богов.

КРЭГ–НА–ДУН

Раннее утро выдалось холодным и туманным, так что плащ пришелся весьма кстати. Прошло двадцать лет с тех пор, как я надевала нечто подобное, но в нынешнее время люди во что только не одеваются, и портной в Инвернессе, которому я заказала шерстяной плащ с капюшоном, не нашел в моем заказе ничего странного.

Я не отрывала глаз от тропы. Когда машина остановилась, чтобы высадить меня на дороге внизу, окутанная туманом вершина холма оставалась невидимой.