– Ненавижу? Вы напрасно приписываете мне столь дурные побуждения, сэр, – возразил Вил. – Как христианин, я обязан бороться против лорда Кларендона и всего, что он воплощает. Не буду скрывать, его смерть принесла бы мне радость, ведь она стала бы благом для Англии. Однако ненависти к этому несчастному я не испытываю. Более того, я молюсь за его бессмертную душу, хоть и сомневаюсь, что мои молитвы будут услышаны.

Я пожал плечами, не желая вступать в спор. Я почувствовал, что потребность Вила оправдать свои поступки – его слабое место, и я опять ударил по больному:

– Значит, вот почему вас прозвали Епископом. Вы священник – точнее, были им.

Вил устремил на меня суровый взгляд:

– Мое прозвище следует понимать в сатирическом смысле, сэр. Я не особо жалую епископов.

Несмотря на свое незавидное положение, я подавил улыбку. Я встречал многих людей, похожих на Вила: несгибаемых, безукоризненно честных – во всяком случае, с точки зрения их собственных представлений о чести, – убежденных в своей правоте и в том, что они служат своему Богу именно так, как Он того желает, и при этом начисто лишенных даже малой толики самоиронии.

– Мы с Бёрбро одновременно поступили в колледж Сидни-Сассекс, – продолжил рассказ Вил. – Мы были не разлей вода. Он принял сан намного раньше, чем я, однако Бёрбро предпочел стать членом совета колледжа Иерусалим и остаться в университете – в те времена это было богоугодное место. Он бы уже мог дослужиться до вице-канцлера, если бы не все эти люди с их суровыми законами и папистскими методами. Но Бёрбро понимал, что его дни в Кембридже сочтены. Уорли и его союзники делали все, чтобы от него избавиться. Вот почему Бёрбро с радостью согласился мне помочь.

Тут мне в голову пришла кощунственная мысль. Прошедшие двадцать пять лет снова и снова доказывали, что церковь отравляет нашу политику. Разве работа правительства не стала бы проще и приятнее, если очистить страну от религии? Кто знает, вдруг Англия стала бы таким земным раем, что обещания блаженства на небесах нам бы больше не понадобились?

– Не надо отчаиваться, – провозгласил Вил. Его голос зазвучал громче, будто он вещал с кафедры. – Господь не бросает своих слуг и посылает им новые орудия взамен утраченных. Праведники одержат верх.

– А я? – Я ощущал стреляющую боль в руках, а веревки впивались в запястья. – Я, стало быть, тоже орудие, сэр?

– Придет время – узнаете. – Вил склонил голову набок – видимо, заслышал приближавшиеся шаги. А затем он дал мне совет, который меня весьма озадачил: – Вам стоит вспомнить притчу о блудном сыне. Если жизнь дает нам второй шанс, нужно воспользоваться им сполна. Ведь это такая редкая удача!

Вернулся Роджер. Я взмолился, чтобы мне принесли горшок и чего-нибудь попить. Вил согласился исполнить обе просьбы и даже приказал Роджеру развязать мне руки, чтобы мне проще было справить естественную надобность. Затем Роджер принес мне горшок и кувшин слабого пива. Когда я справлял нужду, Вил отвернулся, однако Роджер не сводил с меня глаз, поглаживая рукоятку пистолета. Я растер затекшие плечи и руки.

Вил приказал слуге снова привязать меня к кольцу. Они с Роджером о чем-то шепотом посовещались, а после этого велели мне набраться терпения и сказали, что сейчас оставят меня одного, но свечу забирать не станут.

– А впрочем… – произнес Вил, уже собиравшийся открыть дверь. – Может быть, сначала хотите помолиться вместе со мной?

– Нет, спасибо, сэр, – ответил я. – Сейчас я не в том настроении, чтобы молиться.

Вил удрученно покачал головой:

– В час беды человеку всегда надлежит открыть сердце Господу.

Отвернувшись к стене, я ждал, когда он уйдет.

Мужчина, спустившийся в подвал, отличался высоким ростом и ладной фигурой. На нем была мантия законника. Лицо скрывал черный капюшон с прорезями для глаз и рта. В левой руке он нес свечу. Незнакомец пришел один.

Наряд этого человека напоминал маскарадный костюм Смерти, для полного сходства недоставало только косы. Этот образ выглядел бы скорее театрально, чем зловеще, если бы не шпага в его правой руке.

Он нацелил клинок на меня. Я пятился, пока не уперся в стену. Человек в маске сделал выпад, и наконечник шпаги оцарапал мне шею – справа, прямо под подбородком. Движение было таким стремительным, что я даже вздрогнуть не успел.

Я вскрикнул. Неизвестный медленно опустил шпагу. Маленькую ранку защипало. По шее потекла струйка крови. Меня всего трясло. Я в буквальном смысле слова только что побывал на волосок от смерти.

«Должно быть, это Бекингем или кто-то из его ближнего круга», – подумал я. Ведь Епископ и Роджер – его слуги. Но скорее всего, передо мной герцог собственной персоной. Рост подходит, к тому же говорят, что Бекингем гордится своим мастерством фехтовальщика. Более того, в Уайтхолле часто рассказывают, с каким удовольствием герцог переодевался, дабы не быть узнанным, когда в начале года его обвинили в государственной измене и он подался в бега.

– Может быть, мне сразу же приказать слугам убить вас? – произнес человек в капюшоне, снова направляя шпагу на меня, затем вскидывая ее вверх, – похоже, он салютовал сам себе. – Так было бы проще. Вы доставили мне много неприятностей.

Голос тоже принадлежал Бекингему. Но герцог явно не желал быть узнанным, а значит, благоразумнее всего было ему подыграть.

– Я служу королю, сэр, – начал я. – И если…

– Ну разумеется, все мы служим королю, – перебил Бекингем. – Марвуд, когда я захочу услышать вашу речь, я задам вам вопрос. Помните серебряную шкатулку? Маленькую, с монограммой на крышке?

– Да, сэр.

Конечно же, я помнил. Эту шкатулку я нашел в квартире Олдерли на Фэрроу-лейн, – по всей вероятности, Эдвард украл ее из кабинета лорда Кларендона. Всех очень интересовала эта вещица, но я даже не догадывался почему. Я не смог даже расшифровать монограмму.

Бекингем взмахнул шпагой, рассекая перед собой воздух. Ни дать ни взять мальчишка-школяр с прутом.

– Где она?

– У господина Чиффинча, сэр. – Я помедлил. – Замок сломан. Кто-то ее открыл.

– Кто?

Я пожал плечами, насколько это возможно для человека, руки которого заведены назад и привязаны к кольцу в стене.

– Не знаю.

– Мне нужно содержимое этой шкатулки.

– Когда я нашел ее в квартире Олдерли, она была пуста.

– Вы в этом твердо уверены? Настолько, чтобы поклясться на Библии?

– Да, сэр. – Я говорил правду, но отчего-то мои слова прозвучали как ложь. – Я не знаю, что было в шкатулке. Мне об этом ничего не известно.

За исключением того, что самые могущественные люди Англии