Догерти – это строгий благонравный шахтер, живущий в небольшом местечке вроде Длинного города. Некая девушка беременеет от его сына, мать девушки сообщает об этом Догерти, и Догерти превращается в ужасающую банальность – в шотландца, претендующего на роль Господа Бога. Он изрекает пару истин. Он говорит, что богатые люди могут избежать последствий своих поступков, потому что за деньги можно купить все, включая освобождение от уголовной и любой другой ответственности, а все богатство простых людей состоит в их благонадежности – готовности помочь и защитить всякого, попавшего в беду. Если простой человек бросает девушку, которая поверила ему, он открыто заявляет, что больше не принадлежит к разряду человеческих существ. Он пересекает границу, которая отделяет человека от… не помню, от чего именно. И было несколько фраз, звучавших как в монологе Догерти, так и в речи мистера Юма: «эта бедная девочка», «несчастная девушка», «бедная женщина». Применительно к Хелен эти слова едва ли что-либо значили. Хелен не была такой уж несчастной. Она получала хорошее образование, уверенно чувствовала себя в обществе и не боялась никого на свете, кроме собственного отца. Но когда мистер Юм изливал на меня потоки своей обличительной речи, словно Моисей на горе Синай, его слова достигали цели, поскольку говорил он, сам того не подозревая, о Дэнни. Кровь стыла у меня в жилах. Я холодел при мысли, что он прав, хотя и говорит на самом деле о Дэнни. Она любила меня, верила мне и давала мне все, что мне было нужно, а я ответил тем, что трижды отрекся от нее. Два раза потому, что мне хотелось приключений с другими женщинами, и один раз со злости, только потому, что, оставшись в полном одиночестве, она пыталась доставить маленькую радость человеку, такому же одинокому, как она сама. По-видимому, в глубине души я и сам догадывался, насколько подло поступил с ней, вот отчего слова мистера Юма так уничтожили меня. Теперь я понимал, что я мелкий и глупый подонок, и поделом эти трое мужчин пришли, чтобы угрожать мне физической расправой. Один из них, стоявший у двери, был тощий и высокий, но очень походил на Хелен. До того момента только Дэнни иногда била меня – в шутку, да еще Хизлоп, хотевший сделать из меня мужчину, что ему в итоге не удалось. Из меня вышел еще один Хизлоп. Неожиданно мистер Юм перестал бушевать и сказал резко:

– Не вижу ничего смешного!

Я осознал, что трясусь от беззвучного смеха, а лицо у меня перекошено ухмылкой. Я больше ничего не боялся, полное самоуничижение сделало меня свободным от страхов. Я сел, скрестил руки на груди и положил ногу на ногу. Так я почувствовал себя в большей безопасности. Стоящий человек, разглагольствующий о благородстве, не сможет ударить сидящего. Я сказал ему мягко:

– Пожалуйста, передайте своей дочери, что я очень люблю ее и готов на ней жениться в любой момент, какой она сочтет удобным для этого события.

Он молча уставился на меня. Если его нападение призвано было (думаю, что именно так, хотя, может, я и ошибаюсь) заставить меня оплатить Хелен аборт, то предложенный мною выход был для него полным провалом. Аборт был бы осуществлен за мой счет. А свадьбу должен оплачивать он. Его фигура вдруг утратила свою массивность. Я по-прежнему улыбался, но он уже не замечал этого. Может быть, он решил, что это страдальческая улыбка.

– А ты не думаешь, что она предпочла бы услышать это из твоих уст? – спросил он устало.

– Возможно, – ответил я. – Мы договорились встретиться ровно через неделю и обсудить все подробности. Но если вам кажется, что ей нужно дополнительное подтверждение, передайте ей мои слова. Завтра я еду к родителям. Для них эта новость будет такой же шокирующем, как и для вас…

– Ни один шахтер не пожалеет, что его сын женится на моей дочери! – взвизгнул Юм.

– Хорошо. Я позвоню Хелен, как только вернусь обратно.

Я поднялся и указал на свой стол, заваленный книгами, добавив:

– А теперь я хотел бы вернуться к своим занятиям. Скоро начинается новый семестр, и мне желательно быть хорошим студентом, коль скоро я собираюсь жениться и содержать семью.

Подойдя к двери, я сказал высокому юноше:

– Прошу прощения…

Он посторонился. Вскоре я узнал, что ему всего пятнадцать.

– Меня зовут Кевин, – пробормотал он неуверенно.

Я открыл дверь нараспашку:

– До свидания, Кевин.

Бросив на отца вопросительный взгляд, он мы шел в коридор. Старший брат молча последовал за ним, с ненавистью посмотрев на меня. Я ответил ему вежливым кивком головы и словами:

– До свидания.

Мистер Юм пошел к выходу, медленно переставляя ноги и покачивая головой. Он остановился напротив меня и заявил:

– Ты бесчувственный человек.

Я пожал плечами. Теперь меня не слишком интересовало мнение окружающих по поводу того, кто я такой. Он вышел, и я закрыл дверь.

В комнате опять воцарилась тишина. В ней ощущалось нечто до боли знакомое, что слегка давило на сердце и мозг. Такое ощущение не покидало меня в доме родителей, пока я не уехал в Глазго. После кошмара последних полутора часов это знакомое ощущение было даже приятно, тем более что я его заслуживал. Последние шесть месяцев я прожил в свободной атмосфере вседозволенности, полной любви и дружеского взаимопонимания. Теперь я должен был платить за свою свободу. Отныне Глазго и весь окружающий мир пропитались настроением родительского дома, а где-то в глубине моей души тихий голос шептал: «Поделом тебе» и противно хихикал.

Родителей расстроила моя новость, но они не выказали никакого раздражения.

– Ну что же, Джок, такое не впервые случается на белом свете, – вздохнул отец.

Мать выразительно посмотрела на него. Он сделал вид, что не заметил, и сказал, что имеет в виду примеры из истории, ведь непредвиденная беременность – очень распространенное явление. Я больше всего опасался, что они спросят, люблю ли я эту девушку (нет), любит ли она меня (нет), не думали ли мы об отказе (да), что для этого нужно (деньги), сколько (две-три сотни фунтов), хорошо, сынок, мы не богаты, ты знаешь, но кое-какие сбережения есть, и если они помогут решить твою проблему и т. д. и т. п. Но они только спросили, хорошая ли она девушка, и, услышав, что она учится в колледже, а отец ее владеет лавкой, успокоились.

Итак, Макльюиши в полном составе отправились в Камбусланг знакомиться с Юмами. Когда мать сказала мисс Юм, что, мол, как замечательно, должно быть, иметь такой славный дом с садом, она сказала это искренне, но в голосе ее слышалось больше холодной вежливости, нежели восхищения. Тоном удачливого предпринимателя, беседующего с работником своего конкурента, мистер Юм спросил отца о состоянии британской угольной промышленности, но скромный и спокойный ответ отца сбил с него спесь, и обе стороны перешли к обсуждению насущных дел. Собственно, решать было особо нечего. Обе стороны хотели, чтобы свадьба была тихой. Мистер и миссис Юм предлагали провести тихую церемонию в местной церкви, а потом устроить небольшой прием для ближайших друзей и родственников в гостинице. Я сказал, что предпочел бы официальную церемонию и Глазго, а потом обед в ресторане только для наших семейств. Миссис Юм возразила: