Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он глубоко вздохнул.
— Однако случилось иначе, — сказал он уже тише, глядя ей в глаза. — Но значит ли это, что мы должны быть врагами до самого конца? Зачем, для чего? Если я считаю Ридарету почти своей дочерью — значит ли это, что я должен стать ее преданным слугой? Я желаю ей счастья, я хочу, чтобы у нее были золото и платья, чтобы она нашла себе достойного мужчину. Но я хочу также распоряжаться своей собственной жизнью…
— Это правда? — перебила она его.
— Что «правда», госпожа?
— Это правда, что она… тебе как дочь?
— А кто? Жена, любовница?
Она не сводила взгляда с его лица.
— Поверь мне, госпожа, — почти беспомощно сказал он. — Я хочу победить ее безумие. Это для меня самое важное. Однако не меньше я хочу моря и золота, моря и схватки, моря и победы… Неужели так трудно это понять? Зачем мне лгать? Зачем мне пытаться предать тебя? Я с радостью буду служить женщине, которая сумела меня победить, ибо это попросту означает, что она не кто попало. По-моему, вполне естественно служить кому-то, кто лучше тебя или хотя бы тебе равен, но никогда — тем, кто хуже. Единственное, что мучит меня, — судьба Лерены. Я не могу и не хочу поверить, что ты ее убила!
— Лерена жива, — прошептала она. — Она так много для тебя значила?
Он не знал, что ответить. Утвердительный ответ она могла счесть знаком того, что ему не стоит доверять, так как он может искать мести за причиненные той страдания. С другой же стороны, отрицательный ответ она неизбежно восприняла бы как попытку ей угодить, как ложь. Однако она сказала, что Лерена жива. Если так, значит, сестра была ей не совсем безразлична.
— Больше, чем ты думаешь, — сказал он, идя на риск.
Слова его прозвучали искренне. И он знал почему. Он просто сказал правду.
Она все еще смотрела ему в лицо. Он не скрывал своего беспокойства сейчас он имел на это право, и она могла это заметить.
— Ты знаешь, что я верю тебе? — тихо сказала она. Он увидел почти боль в ее взгляде, когда она попросила: — Я верю тебе, Раладан. Не предавай меня, пожалуйста… Не предашь? Я так одинока, так, как ты даже не можешь себе представить…
Потом ей было стыдно за ту минутную слабость, она давала ему понять, что это было лишь недоразумение. Он боялся этому верить. Скорее он предпочел бы видеть какую-то хитрость, игру… Она сама не осознавала того, сколь потрясла его та наивная просьба сохранить ей верность. Неожиданно он увидел в ней человека — одинокую, лишенную близких девушку, которой жизнь уже была не мила. Ей все приходилось покупать — защиту, привязанность, верность. Никто не пришел и не сказал ей попросту: «Я с тобой».
Никто, кроме него.
Во второй раз за всю жизнь он обнаружил, что ему не хватает сил… Просьба была оружием, против которого он не мог устоять. Никто никогда ни о чем его не просил; кто мог бы просить пирата, да и о чем? Однако, когда его все же о чем-то просили, он не мог отказаться. Много лет назад Демон, прося его позаботиться о дочери, связал его сильнее, чем могли бы это сделать прямой приказ или золото. И вот теперь — опять. В самом деле, он предпочел бы сто раз услышать, что это лишь игра с ее стороны, игра, рассчитанная именно на такое воздействие.
Однако ничто, похоже, того не подтверждало.
Судя по всему, он действительно обладал некоей властью над девушкой. Неужели горбун был прав?
Раладан пытался отбросить прочь эмоции, рассуждать хладнокровно. Он не верил. Не верил, что эта молодая женщина испытывает к нему что-либо, кроме давних, почти забытых чувств. В конце концов, когда-то он был ее опекуном, по сути заменял ей отца. Однако мысль о том, что она или Лерена… что кто-то из них мог бы…
Вздор!
Он начал вспоминать то время, когда служил под началом Лерены. Сколько раз она унижала его, пыталась…
Нахмурившись, он потер лоб.
Он чувствовал себя словно мальчишка. Собственно, он довольно слабо знал женщин. Слабо… Он вообще их не знал. Где он мог их узнать и когда? Во время службы в Морской Страже? У Броррока? У Раписа? О женщинах он знал лишь, что они существуют. Иногда, осенью, находясь на берегу, он овладевал ими — без особого труда. Иногда покупал. Однако ему ни разу не пришло в голову, что и женщины тоже могут хотеть кем-то овладеть… Он весьма туманно представлял себе, как подобное могло бы выглядеть. Как должна была бы поступить женщина, желающая заинтересовать его собой? Бросить вызов, естественно… Дать понять, что овладеть ею невозможно.
Открывшаяся перед ним истина повергла его в изумление. Удивительно, что никому до него не пришло это в голову. Он, Раладан, открыл новую землю.
Неужели старый музыкант был прав? Нет, он даже не представлял себе подобной возможности. Впрочем, даже если Лерена… Но эта — никогда!
«Почему? — спросил он сам себя. — Почему нет?»
«А потому, — тут же ответил он, — что ты слишком стар, приятель».
Простой ответ вполне его удовлетворил.
Потом он начал постепенно осознавать, что на этот раз он какую-то землю… закрыл.
Он поморщился — и перестал думать о женщинах. Ему нравилось, если у них были светлые волосы. И все.
Он все еще занимал ту же комнату в Дороне, в каменном доме, который ему показали после возвращения с Берега Висельников. Он уже знал, что Риолата в этом доме не живет; да, иногда она там ночевала, но редко. Дом фактически использовался в качестве казармы — в нем размещались солдаты Семены. Из того, как к нему относились, он легко сделал вывод, что вовсе не является пленником. Но было что-то еще. Его не воспринимали и как равного. Даже Давароден, коренастый уроженец Прибрежных Островов, тот самый, который подал ему меч, когда они возвращались с Берега в Дорону, именовал его не иначе как «господином». Возможно, таким образом Риолата пыталась притупить его бдительность? А может быть, она ему доверяла и он должен был быть готов занять какой-нибудь высокий пост рядом с ней?
О большем ему не приходилось и мечтать.
Пока что, однако, он был глух и слеп; ему ничего не было известно о ее планах, кроме того, что следовало из слов горбатого музыканта; он не знал ничего о предназначенной ему роли, даже о том, предназначила ли она ему вообще какую-либо роль.
Однако в неведении он оставался недолго.
Меньше чем через неделю после состоявшегося между ними необычного разговора она появилась у него, около полудня. В первое мгновение он ее не узнал. Лишь когда она сняла полузакрытый шлем, он понял, кто на самом деле этот таинственный пришелец в кольчуге и бело-зеленом солдатском мундире.
— Я никогда не прихожу сюда днем, — сказала она, кладя шлем на стол, а рядом с ним — рулон карт, принесенный под мышкой. — Потому и пришлось переодеться. Все знают, что в этом доме живут солдаты, сопровождающие товары уважаемого Мелара. Это сын Литаса, — пояснила она. — Ты оказал мне большую услугу, освободив меня от старика… Когда-нибудь я тебе все объясню.