с удивлением уставился на ларец Габриэля де Шатуана. Вот так сюрприз! Довольный произведенным на гостя впечатлением, Олеандров вернулся и занял свое место за столом, развалившись в кресле.

— Дело в том, что Милентий Григорьевич Стародумцев — мой дедушка, — пояснил он и добавил: — Вернее, я его внучатый племянник. Он — брат моей бабушки, но я люблю его, будто он мой отец, хотя и чудит старик последнее время.

Ну здорово, а? Просто прекрасно!

— А Инга, или, как вы ее тут все называете, Наташа? — спросил Климов. — Она тебе случайно не сестра? Или там племянница?

— Наташа, — произнес Анатолий Эдуардович, игнорируя иронию, прозвучавшую в словах собеседника, — мой сотрудник, но дело не в этом…

«Умница Наташа, которая так замечательно справляется с компьютером». Старик Стародумцев был просто в восторге. Драка возле «Шанхая», рокер на «ямахе», «опель-кадет»… Покататься взяла? И вишневую «девятку» тоже? Рыжий парик… Что?! Этот ангелочек с метровыми ресницами вместо крыльев — хлоп, хлоп, того и гляди, полетит, — и чтобы она пришила Лап… Нет!

Климов почувствовал, что раздражение и обида, выплеснувшись откуда-то из самых глубин души, вдруг зашипели, зашкворчали в нем, точно масло на раскаленной сковороде. И дело тут было не в Олеандрове, а в другом, совсем в другом. Саша мог бы, не погибни так нелепо Лешка Ушаков, простить Богданова, который в конце концов делает свою работу, мог бы забыть, да уже почти и забыл удары милицейских сапог по своей печени. Мог бы, наверное, согласиться на сотрудничество с Олеандровым — все равно ведь ни черта не выйдет! У нацистов, судя по всему, существовали целые лаборатории, а этот решил повторить все то же самое при помощи одного только человека, который, на основании всего лишь легенды, является потомком древнегерманского бога войны.

Одного только не мог простить этому миру Климов: того, что даже и роман их с Ингой-Наташей закрутился, получается, только потому, что был частью далеко идущих планов господина Олеандрова. И даже милый искренний старичок, пусть и невольно, играл здесь свою, в общем-то довольно неблаговидную роль. Не пристань Стародумцев к Саше с этим вот древним ларцом, не поехал бы Климов на дачу, не влип бы в историю. Впрочем… есть на земле люди, которые начинают влипать в истории, едва успев появиться на свет.

— «Они ничему не учились, игемон, и все перепутали, что я говорил»[28], — усталым голосом процитировал Климов фразу из любимого романа и неожиданно спросил: — Слушай-ка, Анатолий Эдуардович, а как так получилось, что ты Универ закончил? Тебя же выперли оттуда за полгода до того, как мне самому дали в ректорате пинка под зад? Ты тогда на четвертом, что ли, учился? Я же тебя помню, ты набезобразничал в общаге, баба тебе, что ли, какая-то не дала, а ты ей в морду, ну, ментов вызвали, и все такое, или я путаю чего-нибудь?

Олеандров напрягся, в глазах его вспыхнули на секунду злобные огоньки, но он подавил в себе всплеск раздражения и сухо, с достоинством ответил своему собеседнику:

— Я закончил Университет. Меня по ошибке арестовали, ректор разобрался, и меня восстановили. Я был на хорошем счету. Такими студентами, как я, не бросались.

Политик выпрямил спину, скривил губы, и лицо его приняло надменное выражение. Ну ни дать ни взять — римский сенатор. Да что сенатор, поднимай выше…

— Конечно, не бросались, ты у нас все больше по комсомольской линии глотку драл, — усмехнулся Климов. — За светлое будущее агитировал… В битву, так сказать, звал. А тут сучка какая-то не возжелала, видишь ли. Ясное дело, что разобрались, понятно, что восстановили. Стукачей да трепачей всегда ценили на вес золота… Только вот умишка-то жаль вместе с комсомольским билетом не выдают. Ну уж ты, отец-благодетель, прости меня, пойду я, пожалуй. — Климов поднялся. — Прощай, старик, и Наташе своей привет передай.

— Куда же ты пойдешь? — с искренним изумлением спросил Олеандров.

— Погуляю, — ответил Саша уже у двери и постарался изобразить на своем лице подобие лучезарной улыбки. — Душновато тут у тебя, ты бы окна, что ли, открыл.

Александр, удивленный тем, что никто не схватил его ни в приемной, ни на лестнице, вышел на улицу и, жмурясь от солнца, зашагал по тротуару. Ему было абсолютно безразлично, куда идти. Идти, стоять, лежать, сидеть… Какая, черт побери, разница? Может быть, следовало стать кришнаитом? Или лучше, набивать себе на лбу мозоль, вымаливая неизвестно у кого прощения в церкви? Саша почувствовал, как чьи-то осторожные, но вместе с тем настойчивые пальцы коснулись его запястья. Климов повернул голову и встретился глазами с невысоким пареньком с тревожным или просто очень озабоченным лицом.

— Вам плохо? — вкрадчиво спросил он, по-собачьи заглядывая Климову в глаза. — Прислушайтесь к слову Иисуса — мир сущий проходит. Грядет новый потоп. Иисус дал нам признаки. Спасайте душу, пока не поздно, ибо праведники спасутся для жизни вечной. — Александр молча, с каким-то отупением уставился на юношу, которому, судя по виду, было лет двадцать с небольшим. Климов в его годы клепал левую акустику, разъезжал на тачках, сорил «бабками» в кабаках. А этот вот в спасатели душ подался. До чего ж народ довели, демократы проклятые! От этой мысли Климов чуть не расхохотался, а парень продолжал вещать, видимо, приняв засветившуюся в глазах незнакомца мысль за согласие с его проповедью. — День, когда придет Он, уже близок. Мир сущий подходит к своему концу. Об этом говорят признаки, которые Он дал нам. Вот.

Тут только Климов заметил, что паренек сует ему какую-то крохотную, но довольно яркую брошюрку с надписью: «Выживет ли этот мир?».

— Прочтите, — уговаривал юноша, и Саша машинально развернул бумажку. «Восстанет народ на народ, и царство на царство» (Евангелие от Матфея, 24:7).

— Видите! — воспламенился паренек, проследив за взглядом Климова. — Тут написано: войны становятся все более разрушительными. Да, слова Иисуса исполнились драматическим образом! «Будут глады», — процитировал парень все того же апостола Матфея и, тыча пальцем в строки своей брошюрки, добавил: — Бич недоедания затрагивает почти пятую часть населения Земли, убивая ежегодно около четырнадцати миллионов детей! «Глады» действительно существуют! — Дальше одна за другой шли цитаты из разных евангелий, подтверждавших всевидение Христа: «будут большие землетрясения», «на одном месте за другим эпидемии», «умножение беззакония»… Конец мира близок!

— Ну и что я с этим всем должен делать? — впервые подал Саша свой голос, показавшийся ему совершенно чужим. — Мне только что предлагали править этим чертовым миром, а он оказывается собирается дать дуба. Так я, черт меня возьми, правильно сделал, что не согласился… Ну