тут же поблагодарить старика за оказанное доверие, но, вспомнив, что тому это не по душе, передумал.

— Я не хочу тут надолго задерживаться, — доверительным тоном сообщил Климову Вотан, когда они оказались в огромной зале. — Интересного тут для тебя немного: куча мужиков в кожаных куртках с нашитыми на них чешуйками, с мечами в руках. Иногда они развлекаются тем, что, сидя у костра, поют друг другу длинные печальные песни. Иногда, напившись вина или бражки, прыгают через огонь, меряются друг с другом силами, например перетягивая канат. Случается, что и дерутся, но, поскольку они уже мертвы, убить никто никого не может, так что они по большей части хвастаются друг перед другом своими походами и мечтают о новых. Ей-ей, они как дети… — Старик усмехнулся и добавил: — Да они и есть дети. Мои дети, и я люблю их. Вместе они пролили моря крови во славу моего имени. Мне это по душе. Они убивали всех, кого считали врагами, не считаясь с тем, кто перед ними — старик, ребенок или женщина. Настоящий доблестный воин не щадит никого… Иногда я устраиваю им праздник — битву, после которой, конечно, следует пир, где все пьют, едят и веселятся за длинными дубовыми столами. Я сижу во главе всего этого празднества, а дочери мои прислуживают славным героям.

Старик явно был доволен своими питомцами. Он расплылся в улыбке, увидев среди расположившейся вокруг разведенного прямо на полу костра группки воинов высокого и плечистого, как сам Вотан, рыжеволосого воина без шлема. Викинг стоял, положив левую руку на эфес покоившегося в ножнах меча, и говорил что-то на гортанном языке, однако слов его Климов не понимал в отличие от речи Вотана. Рыжеволосый воин, страстно жестикулировавший правой рукой, показался Александру знакомым.

— Узнал, молодец, — похвалил Сашу седовласый гид. — Это мой сын Эйрик. Лучший из лучших, хотя, — старик немного замялся, — последнее время любит приврать, но ничего, внимают… как сам видишь. Да и я, иногда бывает, заслушаюсь, хотя и знаю, что врет, а все равно приятно. — Вотан внимательно вгляделся в сидевших за пылавшими тут и там кострами воинов и с огорчением произнес: — Жаль, не вижу нигде Беовульфа, то есть Харальда, конечно. Ну да ладно, пойдем, времени мало, а мне еще кое-что хочется тебе показать.

Оказавшись вслед за повелителем Валгаллы во дворе, Климов увидел двух неоседланных коней с длинными хвостами и густыми гривами. У Саши неприятно засосало под ложечкой. Так и есть, Вотан с удивительным для столь древнего старца проворством вскочил на спину животного, предлагая своему спутнику последовать его примеру. Климов хотел было запротестовать, он в обычных условиях не решился бы сесть в седло самой миролюбивой старой клячи, но, не желая ударить в грязь лицом перед гостеприимным хозяином, — оттолкнувшись от земли ногами и сделав руками, пользуясь спортивной терминологией, выход силой, закинул ногу на конскую спину.

Поймав одобрительный взгляд старика, Саша сжал коленями бока своего коня, схватился за его гриву. Всадники поскакали, быстро набирая скорость. Они выехали за ворота замка, коих, как припомнилось Александру, должно было насчитываться, ни много ни мало, пятьсот сорок, и после нескольких минут бешеной скачки оказались на зеленом лугу. Там, как уже издалека стало понятно Климову, заканчивалась подготовка к рыцарскому турниру. К большому Сашиному удовольствию, перед основательно сколоченной деревянной трибуной Вотан дал команду спешиться. Старик отвел своего спутника в центральную ложу. Саша с удивлением отметил, что скамьи заполонены людьми, одетыми самым различным образом. Но еще более удивительно было то, как изменилась вдруг внешность самого Вотана. Вместо кольчуги на старике оказался бархатный камзол, толстенная золотая цепь свисала с могучей шеи, на широченных плечах оказалась горностаевая мантия, бороду его словно бы подстриг искусный парикмахер, а седую голову венчала тяжелая золотая корона.

— Тут — я король, — пояснил Вотан, и Климов решил, что сейчас тот добавит: «Чему удивляться, везде свои обычаи». Но величественный старик продолжил объяснения: — Его, то есть Мое Величество Водэн Первый, он же последний, и вообще единственный. А народ, хм, это все те же переодетые рыцари, потом они поменяются местами с участниками турнира, потом опять те займут места на ристалище… и так до бесконечности. Женщины — опять же мои валькирии, их довольно много, никогда бы даже и представить себе не мог, что их столько народится. — Король покачал головой и, как бы по секрету, понижая голос до шепота, добавил: — Ну, ты понимаешь, конечно, что моя Фригг была бы одна не в состоянии, хотя она и богиня, произвести на свет столько девок… К тому же нам, мужчинам, иногда просто необходимо немного развеяться, а, барон Александр?

Саша понимающе кивнул и мысленно поблагодарил Его Величество за любезно пожалованный титул. Однако?

— Стоп, стоп, стоп? — запротестовал Климов. Они-то как здесь оказались? Это ведь христиане…

Водэн Первый не ответил, а, повернув голову, посмотрел на поднимавшуюся по ступеням величественную, разодетую в бархат и шелк даму лет сорока на вид. Король поднялся и отвесил женщине поклон, в ответ та лишь склонила голову.

— Моя Фригг, — объяснил Климову Водэн, представив сначала Сашу даме, естественно, как барона Александра. Показав на золотой венец на голове женщины, старик добавил: — Здесь она — королева Фредегонда. Весь этот народ, который ты видишь вокруг, придает очень большое значение этикету, а у Фригг полно забот с детьми, она ведь у меня богиня плодородия. Вот и приходится отрываться от дел. Впрочем, ей это нравится. Женщина есть женщина; им бы все в театр, да на выставку, да на светский раут… Да, насчет христиан… — Король покачал головой. — Полно тебе, барон Александр, у Христа одни убогие святоши, а настоящие храбрецы в моем… хм, ведомстве. Все, для кого честь не пустой звук и кто готов отстаивать ее с мечом в руке, а не в суде с адвокатом и присяжными, будто люди могут разобрать, кто прав, кто виноват! Хоть их двенадцать, хоть сто, хоть миллион, все равно, кроме галдежа и неразберихи, ничего не получится. А меч, он никогда не ошибется. Да вот, сам посмотри…

Точно дождавшись, когда Водэн произнесет эти слова, герольды затрубили в рожки, и разместившиеся по разным концам ристалища всадники в шлемах с глухими, неподнимающимися забралами, тронув коней, помчались друг на друга, опуская длинные копья. Саше, который, хотя и не был знатоком рыцарского этикета и турнирных традиций, показалось, что процедура нарушена. Средневековый поединок подобного рода — это ведь целый праздник, ритуал, где все должно идти своим чередом, а