В памяти всплыло недавнее побоище. Демонстративным оно было или привычным, мне сложно было судить сейчас. Мне хотелось отсюда уйти.

Мимо тарелками прогремела тележка с едой. Люди, сидящие у стены, с шумом кинулись к решетке, и разносчик пренебрежительно выдал им по порции. В каждой лежало где-то по ложке каши, размазанной по дну тарелки, и неприятного вида котлета.

Я отошла в сторону. Брать еду мне совершенно не хотелось, но я понимала, что если не хочу протянуть ноги, то со временем мне придется это есть.

Меня передернуло.

«Ну чем ты недовольна? Теперь это твоя реальность», — промелькнуло в голове.

Меня прошиб холодный пот.

Я знала, что моя реальность выглядит не так. Я каждой клеточкой это понимала. Все здесь было таким похожим на мой мир, но при этом другим. Чуждым, чужим, диким и… смазанным. Неестественность происходящего сводила с ума.

Выпустите меня!!!

Я стала вырываться из плена бреда. Но выхода не было. Все было слишком реально.

Моя жизнь протекает не так!!!

Паника накинулась на мое сознание и мешала сосредоточиться. Дыхание участилось. Я понимала, что так быть не должно.

Прежде всего мне нужно было успокоиться и взять себя в руки.

Я помню, что была на допросе. Эта картинка с трудом, но всплыла в моей памяти. Но я не помню, чтобы меня повторно в чем-то обвинили. Альмов же позвал меня в свой кабинет, для того чтобы задать пару вопросов. А потом меня схватили на улице в Каменной Горке.

Бред.

Я пыталась восстановить цепочку последних событий. Как сквозь несколько слоев ваты я стала вызывать в памяти тусклые образы: Испания, Альмов, Кристофер, Инесс, «Максикрис». Снова Альмов. Александр. Арест. Тюрьма. Дом. Каменная Горка. И снова тюрьма.

Последние картинки мне показались совершенно нелогичными. Что я делала дома после разговора с детективом? Я же вышла из ванной комнаты, а потом поехала чинить пульт. Но я не помнила как факта открытия крана, так и путешествия домой. Логичную цепочку я могла выстроить, но в ней не хватило бы мелочей. А может быть, последних событий и не было?

Но как-то же я принимала ванну. Я помню свое распаренное, разнеженное тело. Я так долго об этом мечтала.

И в дом я как-то попала.

Как я могла в него попасть, если ключи отдала Кристоферу в аэропорту? А где находился запасной комплект, я не помнила. Он был у меня для очистки совести. Есть и хорошо. А куда я его положила, после того как сделала копию, благополучно забыла в этот же день.

Тогда остановимся на последнем факте, в котором не было сомнений. На визите к Альмову в комнату допроса. Помню, что он вел себя как последняя скотина. А я начала верить, что он на моей стороне. Прав был Крис. Дмитрий на своей стороне. Почему у Криса всегда получалось смотреть в корень проблемы и видеть человека насквозь? Я тоже разбиралась в людях, но в какой-то момент начинала привязываться к тому, с кем общалась. Наверное, именно это и мешало в дальнейшем рационально мыслить. Я пыталась увидеть человека таким, как мне хочется. Это приводит к тому, что я теряю не только бдительность, но и…

Сознание.

Я сплю!

Теперь мне нужно выбраться отсюда.

Оставалось понять, как это сделать. Как правило, во время снов сомнения в происходящем было достаточно, чтобы разрушить иллюзию. Сейчас этого не происходило.

Умирать, даже понимая, что это сон, мне не хотелось. Всегда оставалась вероятность, что я могу ошибаться.

Ну и глубоко же меня затянуло!

Физического выхода не было. И тогда я стала слушать.

Шарканье ног по бетонному полу, кашель, шум ветра за окном и звон тележки с алюминиевой посудой. Ничего лишнего.

Я повернулась ко входу в надежде найти хоть какую-нибудь несуществующую деталь. За решеткой никого не было. Раздатчик еды давно уехал, пока я ковырялась в своих воспоминаниях. Так почему же я до сих пор слышу этот грохот?

Вот оно!

Я слышала этот звон четко и ясно, но предмета, который бы мог создавать этот звук, не было рядом.

Я ухватилась за него как за спасительную соломинку. И он меня вытянул из цепкой паутины бреда.

Первое, что я почувствовала — это липкий пот. Меня трясло от холода, а одежду можно было выжимать.

Я распахнула глаза.

Белый потолок.

— Здравствуй, реальность, — облегченно выдохнула я. — Как я тебя люблю.

Я в больнице.

Я медленно повернула голову налево. Вопреки моим ожиданиям она довольно неплохо послушалась меня, и мои глаза уставились на бледно-салатовую стену. Справа стояла пустая кровать. Судя по падающему свету, окно находилось за мной, и день был в самом разгаре. А еще это действительно была больница. Я узнала скудный бокс не только по обшарпанным стенам, дешевой краске и выраженному запаху медицинских препаратов, а еще по детским воспоминаниям. Мне посчастливилось лежать еще в школьные годы с субфебрильной температурой. Так выражались доктора. В переводе на язык простых смертных это означает повышенную до 37,5 градусов на протяжении длительного времени температуру. Врачи очень усердно искали причину болезни в господствующих в то время вирусных заболеваниях, иммунитете, водили меня к появившимся, тогда редким, а поэтому и дорогим, психологам. Но это был мой первый в жизни крупный обман. Причина была проста, как лужа на асфальте. Ребенок ненавидел школу.

Оставив воспоминания о своем темном прошлом, я села на кровати.

Тело все еще немного ныло и было ватным, но я ожидала худшего после пробуждения. Оно всегда бывает не лучшим после усиленной физической нагрузки, а после той мясорубки, что я пережила в последние дни, вообще боялась, что не шевельнусь в более или менее спокойной обстановке. Но меня, видимо, снова чем-то накачали: голова была пустой и именно поэтому я не могла проснуться.

На белых полотенцах, висящих на кровати, был черный штамп в углу: «ГУ «Республиканский научно-практический центр травматологии и ортопедии».

Ну, учреждение, в котором работал Альмов, могло себе позволить положить подозреваемую в хорошую клинику. И они меня неплохо заштопали, о чем говорила новая чистая повязка на левом плече, еще пара заклеенных ссадин и какая-то мазь с едким запахом на синяках и царапинах. На меня одели больничную одежду, на что я не жаловалась, — она была гораздо теплее той, в которой меня привезли. Также на удивление тепло грели батареи.

Я продолжила осмотр. Небольшой коридорчик вел из бокса на выход, из него слышались негромкие голоса. Справа была дверь, ведущая в уборную. И тут я услышала тот самый грохот посуды, который помог мне вырваться из кошмара. А еще над дверью висело нечто, очень сильно напоминающее камеру наблюдения.