Иногда эта женщина, моя жена, поражала меня неожиданными вспышками проницательности, она оценивала меня без сантиментов, точно со стороны, а мне приходилось тщательно подбирать слова, обращаясь к ней. Это несколько усложняло наш брак — не то чтобы Милочка была глуха, но как бы тугоуха, не слепа, а несколько близорука. Что ж, там, где я жил прежде, люди располагали достаточным лексическим запасом, чтобы сформулировать свои претензии ко мне, но, когда я пытался объяснить, почему не могу удовлетворить эти требования, моих слов они уже не понимали.

Милочка и Пуамана сочли, что я обидел Калани, и вознамерились компенсировать это оскорбление очередным обедом. Они видели, что Калани мне по душе не пришелся, и решили, что их я тоже не люблю. Меня тревожило столь полное отождествление моих близких с этим олухом. Они не понимали, что меня в нем не устраивает, сердились и в возникшем недоразумении винили меня. Я должен был как-то всех задобрить, заплатить за еду, за ритуал хо-о понопоно, то есть примирения.

— Калани был беден. Мы были бедны, — сказала мне Милочка. — Если ты бедный, одежда вся порвана, ты не знаешь, что с тобой будет, и ты делаешь ошибки.

О чем эта женщина толкует, черт бы ее побрал?

— Откуда тебе знать — ты никогда не был бедным.

— Чушь собачья. Я побывал в аду. Ты была когда-нибудь в аду?

Я принялся рассказывать о трудных временах в чужих странах, которые напугали бы и ее. Самое страшное — сочетание нищеты и изгнания, неважно, насколько далеко, главное — вне привычного тебе мира. Все равно что быть погребенным заживо. Она никогда не покидала свой дом, ей всегда было к кому обратиться за помощью.

— Я не говорю о помощи. Я говорю — бывает, что тебя никто не понимает.

Эта душевная тонкость, выказанная не слишком образованной Милочкой, растрогала меня, как вид пса, с усилием поднявшегося на задние лапы. Развить свою мысль она не могла.

— Лучше я историю расскажу. Жила-была в Гонолулу молоденькая девушка, которая хотела выглядеть старше своих лет, — так начала свою историю Милочка. — Она думала, ей это удастся, если она хорошенько принарядится. У нее накопилось немного карманных денег, подаренных матерью, и вот она пошла в комиссионный магазин и принялась перебирать одежки, разыскивая настоящий наряд, который был дорогим, когда был новым. В некоторых магазинах перепродавались даже дизайнерские изделия — богатые женщины приносили свои платья и туфли в магазин и сдавали их за небольшую долю первоначальной цены.

Охота оказалась успешной, девушка нарыла неплохой костюмчик: короткую юбку, шелковую блузку и фирменные кожаные туфли на широких каблуках и с пряжками. На то, чтобы подобрать эти вещи по дешевке, ушло несколько недель. Одни туфли в свое время стоили несколько сотен долларов. На каблуках девушка сделалась выше и выглядела гораздо старше своих лет.

— Сколько ей было на самом деле?

— Пятнадцать где-то. Нарядившись таким образом, желая показать себя, она в один прекрасный день уселась на остановке автобуса, где торговый склад, скрестила ноги, слегка покачивая носочком, слушая кассету. Она вроде бы не сразу заметила, что усевшийся рядом с ней человек обращается к ней. Ему пришлось осторожно дотронуться до ее туфли, чтобы привлечь внимание девушки. Тогда она вынула наушники и оправила на себе юбку.

Парню было года двадцать два на вид, хаоле. Работал в автомагазине «Хоку Хонда» на Ала-Моана. Девушке польстило, что он вовсе не ждал автобуса, а остановился, увидев ее, захотел с ней поболтать. Она тоже не собиралась садиться на автобус, но признаваться в этом не стала. Парень пригласил ее в кофейню «Старбакс» за углом — она не брала кофе, только подслащенный медом напиток из гуавы, — а потом предложил на следующий день сходить в кино.

Кино — вполне безопасно, ведь вокруг столько людей. Она даже матери сказала, что идет «с другом», а это значило — с парнем, только возраст его она не уточняла.

Она снова надела свой наряд. В кинотеатре «Синерама» на Кинг-стрит, напротив бензоколонки, показывали «Семь» с Брэдом Питтом. Хаоле повел себя необычно, трогательно. Он сказал: «Положи сюда ноги» — и помог ей закинуть ступни к нему на колени, так что она откинулась в кресле, повернувшись боком, а он крепко держал руками ее ступни. Не целовал, не пытался потрогать ее укромные местечки, только держал ее обутые в туфли ноги, сомкнул пальцы вокруг них, поглаживая блестящую, тонкую кожу. Самих ног он не касался. Так они просидели два часа, пока длился полный ужасов фильм. Девушка была счастлива — настоящее свидание! Этот мужчина ей нравился, и она, видимо, приглянулась ему. А самое главное — он был джентльмен.

Когда они пешком шли на ту автобусную остановку, где повстречались накануне — она не хотела показывать ему, где живет, — парень спросил, увидятся ли они снова. Она согласилась. У меня есть теперь дружок, хаоле, говорила она себе вечером, укладываясь спать и улыбаясь в темноте спальни.

На следующий день он приехал на новом автомобиле, позаимствованном из магазина, и подобрал ее на остановке.

— Я сказал боссу, что перегоню машину к Лексу Броди, отрегулировать колеса, — пояснил он, но в голосе его звенело разочарование. — Ты босоножки надела, — нахмурившись, он разглядывал ее резиновые сандалии. Она нацепила в тот день шорты и футболку.

— Я думала, мы пойдем на пляж, да-а?

Он не был хуху, то есть не рассердился, но помрачнел, опечалился, и она поспешила домой, переоделась, а туфли захватила с собой и надела уже в машине, потому что в них она бежать не могла. Парень был счастлив, просто на вершине блаженства. Он охотно повез ее на пляж в Ханаума-Бей. По дороге они решили остановиться «У Зиппи», выпить по коктейлю.

— Так ты гораздо красивее, — растроганно сказал он ей. Впервые девочка почувствовала свою силу, поняла, что может чего угодно просить у мужчины, имеет над ним власть.

Они уселись на травянистом краю залива, под пальмами, он снова пристроил ее ножки к себе на колени. Она хотела было сбросить туфли, прогуляться по песку, но он сказал:

— Не стоит, мы скоро поедем обратно.

Он отвез ее в забегаловку, где торговали сладким льдом. Они угостились, и тут он, якобы с удивлением, вспомнил, что живет совсем неподалеку.

— Зайдешь ко мне?

Она знала: пойти к мужчине домой — величайшая глупость, но женщины постарше позволяли себе это, а она уже начинала влюбляться в своего парня. Он был старше всех знакомых мальчиков, и потому она доверяла ему, к тому же она ведь знала, где он работает — в «Хоку Хонда». Ей достаточно было такого пустяка, как прикосновение его пальцев к стопе через тонкую кожу туфель, чтобы ощутить себя его тайной возлюбленной.

— Обещаешь не обижать меня?

— Я никогда тебя не обижу.

Квартирка располагалась на первом этаже дома на краю Капахулу, позади того кафе, где подавали сладкий лед, напротив начальной школы. Доносились детские голоса. Она сама недавно была маленькой девочкой и точно так же играла. Но я уже не школьница, сказала она себе.