– Предлагаю начать знакомство с городом с чашечки чаю с пирожным! – Фрейзер взял Мэдди за руку и повел к парадному входу. – Не бойся! Здесь тебя никто и никогда не арестует! Обещаю! Должен признаться, мой юный друг, что еще никогда мне не доводилось участвовать в столь же изнурительном интеллектуальном марафоне, какой ты мне устроила. Ты самый настоящий эксперт по угадайкам! И такие сложные задавала вопросы!

– Ну, не совсем еще эксперт! – скромно потупилась Мэдди, хотя, признаться, ни капельки не сомневалась, что так оно и есть. – Просто я люблю описывать любой предмет очень точно. Потому и получается, что мои вопросы сложные.

– Я бы никогда не додумался описать облако как нечто голубовато-зеленоватое с вкраплениями розового, начинающееся на «о»! – великодушно расписался в собственной профнепригодности по части живописи Фрейзер. Мэдди всю дорогу донимала его каверзными вопросами, требуя угадать тот или иной предмет по ее описанию, а описания ее были замысловатые, особенные и несли на себе отпечаток ее художественной натуры. И задавала она вопросы азартно, напропалую давая волю фантазии.

Роза с улыбкой вслушивалась в их разговор. Хорошо, что у Мэдди появился еще один друг из числа взрослых. Сейчас задача номер один, в который раз подумала она про себя, чтобы ее дочь обзавелась еще и друзьями-сверстниками, чтобы дети наконец поняли ее и приняли в свой круг.

– Это потому, что вы отвлекаетесь, а не думаете о том, о чем вас спрашивают! – с важным видом поучала тем временем Фрейзера Мэдди, доверчиво держа его за руку, когда они вошли в здание. – А я ведь вас предупреждала! Предупреждала же? Надо внимательно слушать вопрос! Внимательно-внимательно! А еще надо просто представить себе этот предмет, и вы сразу его угадаете.

Легко сказать – представить себе предмет! Из вороха образов, в каком купается воображение Мэдди, выловить единственно нужный – дело не просто нелегкое, а почти безнадежное. Фрейзер предпочел промолчать и просто ей улыбнулся, в очередной раз восхитившись этим чудесным ребенком и его необыкновенным даром.

На входе их приветствовала лучезарной улыбкой красивая рыжеволосая девушка. Она приветливо поздоровалась с Розой и Мэдди. Что-то екнуло у Розы внутри. Неужели эта рыжеволосая красавица, брызжущая энергией и молодостью, и есть Сесилия? К счастью, выяснилось, что юную красавицу зовут Тамар, что она – студентка, изучает живопись и подрабатывает в музее неполный рабочий день, зарабатывая средства на свое обучение. По всему чувствовалось, что девушка без ума от своего работодателя. Разговаривая с ним, она все время кокетливо хлопала длинными ресницам, хихикала, с радостью вызвалась организовать им чай и пирожные. Но Фрейзер остался глух ко всем ее восхищенным взглядам и заигрываниям. Пожалуй, он даже не обратил на них внимания. Наверное, подумала Роза, в его сердце есть место только для одной Сесилии.

– Ну что ж, пойдемте, я познакомлю вас со своей коллекцией, – предложил им Фрейзер, отослав Тамар. – Мэдди! Мне будет интересно знать твое мнение о моих последних приобретениях и новинках, выставленных в зале. Как ты думаешь, какие из них принесут мне деньги, а какие мне будет жаль возвращать художнику?

Роза и Фрейзер слегка замешкались, пропуская Мэдди вперед. С замиранием сердца Мэдди первой ступила в огромный зал. По всей видимости, когда-то на этом месте располагались четыре или даже все пять комнат. Фрейзер не упустил момента сообщить им, скольких трудов и средств ему стоило переоборудовать помещение под главный экспозиционный зал, рядом с которым располагалось несколько выставочных залов размером поменьше.

– Впечатляет! – заметила Роза вполголоса. Внушительные размеры зала невольно заставляли переходить на уважительные полутона в разговоре. – Вы уже были владельцем этой галереи, когда приезжали ко мне?

– Мой Бог! Конечно же, нет! – покачал головой Фрейзер. – Я в то время был нищим, беден как церковная мышь. Но старался держать планку! Мне хотелось произвести на вас должное впечатление. Я ведь прекрасно понимал, что вы не станете вступать в разговоры с каким-то обшарпанным оборванцем. Само собой, и в то бедное для себя время я не был совсем-то уж оборванцем, но все же… Я только-только начал раскручивать собственный бизнес. А до этого многие годы работал на других людей, приобретал опыт.

Роза остановилась подле дочери. Мэдди уткнулась носом в живописное полотно – огромная пурпурная клякса. Но что-то же привлекло ее внимание к этой картине! Мэдди разглядывала изображение с живым интересом. Взгляд ее был восторженным и пытливым. А Розе интересна была дочь в этот момент, то, что творилось в ее голове и в душе, а не собственно художественное творение… Акт величайшей значимости для человека пробуждения в нем понимания смысла изобразительного искусства, отражение реальной жизни в образах, красках и линиях, чередовании графических и колористических ритмов, тайна интерпретации… Вот что происходило сейчас с ее дочерью. От истоков изобразительного искусства – первых наскальных рисунков и украшений одежды самых первых людей – искусство пришло к абстрактному изображению смысла, все усложняя художественный язык и расширяя границы интерпретации… Как понимает такое искусство маленький человек в непосредственном своем восприятии? Что чувствует сейчас Мэдди? Роза знала, что не надо тревожить и отвлекать ребенка, когда он углублен в себя и своими силами постигает то, что сотворил для него кто-то другой, – и это тоже общение, обогащающий живой диалог, возможно, самый главный среди многих таких сближений и самый ценный для созидательных сил человеческого характера и склада натуры. Она отвела взгляд от Мэдди, чтобы ее не спугнуть, и придвинулась ближе к Фрейзеру, подхватывая нить их разговора.

– Не скрою, вы произвели на меня тогда сильное впечатление! – негромким голосом призналась Роза и бросила на Фрейзера застенчивый взгляд. – Вы даже не представляете себе, какое хорошее!

– Правда? – несколько растерялся Фрейзер. – А я все эти годы мучился, терзался… Готов был со свету сжить себя, что, должно быть, показался вам тогда бесцеремонным и навязчивым со своими расспросами… Разбередил вам душу, расстроил вас… А все из-за того, что хотел раздобыть картины Джона и заработать немного денег! – Он поймал ее взгляд. – Ах, если бы вы знали, Роза, сколь о многом мне хотелось поговорить с вами в тот день. В вас было что-то такое… притягательное… Да-да! Не смейтесь! Именно так. Притягательное! Возможно, вы сочтете меня безумцем, но признаюсь: мне так не хотелось уходить от вас. Просто не хотелось, и все! Вы словно привязали меня к себе – искренностью, простотой, готовностью понять… всем этим вместе. Что удивительно, ибо видел я вас впервые… Впрочем, что проку ворошить прошлое? Как часто мы сокрушаемся о том, что чего-то не сказали, чего-то не сделали, упустили счастливую возможность…

Фрейзер оборвал себя на полуслове и отвел глаза, а Роза, поддавшись внезапному порыву, вдруг взяла его за руку и стиснула его пальцы.

– Одного вы не можете знать, Фрейзер! – заговорила она едва слышно, почувствовав странное воодушевление. То ли этот пристальный взгляд его бирюзовых глаз так подействовал на нее, то ли тембр голоса, а скорее интонация, с какой он говорил сейчас. То ли наступил наконец тот момент, когда ей захотелось рассказать ему всю правду. – Те несколько минут, которые вы беседовали со мной, помогли мне пережить все последующие годы, выжить в том аду, в какой превратилось мое супружество. Я не переставала думать о вас, вспоминать, какой вы, как смотрели на меня, как разговаривали… И каждый раз, думая о вас, я становилась немного сильнее. Вы и не догадываетесь, что причина, по которой я…