Когда купцы расплатились, Уильям пригласил их на шлюп. Веселый старый квакер развлекал всех своей болтовней, «тыкал» и так напоил, что ни один из них не смог той ночью вернуться на берег.

Купцам очень хотелось узнать, кто это такие и откуда они явились, но члены экипажа шутливо отвечали на все их вопросы, и купцы решили, что над ними издеваются. Как бы то ни было, во время болтовни Уильям узнал, что они купят любой груз, какой им только ни доставят, и охотно взяли бы у нас вдвое больше пряностей, чем в этот раз. Тогда он приказал капитану, бывшему лоцману, сказать им, что есть еще один шлюп, который стоит в Маргаоне, и на нем большое количество пряностей. Если по возвращении пряности не будут проданы, капитан приведет и этот шлюп.

Купцы так распалились, что готовы были заранее столковаться с капитаном.

– Нет, друзья, – отказался тот, – я не стану продавать товар за глаза. Да и к тому же не знаю, не продал ли хозяин шлюпа свой груз в Сальсате. Но если, когда я возвращусь, груз еще не будет продан, я привезу его сюда.

Все это время доктор был занят не менее, чем Уильям и капитан. Он ежедневно по нескольку раз ездил на берег в лодке и закупал для шлюпа съестные припасы, в которых экипаж весьма нуждался. В частности, он привез семнадцать больших бочек арака, некоторое количество риса и множество разных плодов, тыкву, а также птицу и рыбу. Всякий раз он возвращался нагруженный, ибо закупал продукты не только для шлюпа, но и для корабля. Они до половины нагрузили шлюп рисом, араком и несколькими живыми коровами, а после, запасясь съестным и получив приглашение явиться снова, возвратились к нам.

Уильям всегда был для нас горячо желанным вестником, но на этот раз он был долгожданным как никогда: на корабле не было ничего, кроме манго и кореньев, поскольку мы не хотели появляться на берегу и выдавать свое присутствие, пока не получим сведений о шлюпе. Терпение наше почти закончилось, так как на это предприятие Уильям потратил семнадцать дней, правда, потратил он их с пользой.

Когда он возвратился, мы созвали еще одно совещание по поводу торговли. Мы обдумывали, послать ли лучшие свои пряности и прочие бывшие на судне товары в Сурат или самим отправиться в Персидский залив, где мы, возможно, сумеем продать их не хуже, чем английские купцы из Сурата. Уильям стоял за то, чтобы отправиться самим; это, кстати, было следствием положительных купеческих свойств его натуры, склонявшейся во всяком деле к лучшему выходу из положения. Но я не согласился с ним, что случалось очень редко. Я сказал:

– Думаю, нам лучше продавать товар здесь, пусть даже за половинную цену, чем идти с ним в Персидский залив. Там мы подвергнемся большой опасности. Там люди гораздо любопытнее здешних и с ними нелегко будет управиться, так как там торгуют свободно и открыто, а не украдкой, как торгует здешний народ. Кроме того, если там что-то заподозрят, нам будет труднее отступить, разве только применяя насилие. Здесь же мы стоим в открытом море и можем уйти, когда и куда захотим, – здесь не будет никакого преследования, так как никто не знает, где нас искать.

Мои опасения впечатлили Уильяма. Не знаю, убедили ли его мои доводы, но он со мной согласился, и мы решили отправить купцам еще один корабельный груз. Главное заключалось в том, как обойти то, что они сообщили английским купцам, а именно: что будет другой наш шлюп. За это взялся старый квакерский лоцман. Он был превосходным лицедеем, тем легче ему было нарядить шлюп в новые одежды. Во-первых, он поставил на прежнее место всю резьбу, которую раньше снял, а нос, прежде гладко окрашенный в темно-коричневый цвет, стал теперь блестящим и голубым, усеянным несметным количеством рисунков. Что же касается кормы, то плотники сделали по обоим бортам славные галерейки. На шлюп поставили двенадцать пушек, а на планшире[138]– несколько петереро, которых прежде не было. А чтобы закончить новое облачение шлюпа и завершить перемены, старый квакер приказал переменить на судне паруса. И если прежде он шел подобно яхте под шпринтовом[139], то теперь был подобен кэчу, с бизанью и под четырехугольными парусами. Словом, вышло превосходное надувательство, и шлюп был изменен в деталях, на которые мог обратить внимание человек, видевший его, хотя купцы побывали на шлюпе всего раз.

Шлюп возвратился в этом новом виде. Капитаном на нем был другой человек, которому мы могли доверять. Старый лоцман появился в качестве простого пассажира, доктор же и Уильям были суперкарго с формальной доверенностью некоего капитана Сингльтона. Все было обставлено, как полагается.

Шлюп был загружен до предела. Помимо огромного количества мускатных орехов, гвоздики, мускатного цвета и малой толики корицы, на нем были кое-какие товары, захваченные нами, когда мы дожидались добычи близ Филиппинских островов.

Уильям без труда продал этот груз и приблизительно через двадцать дней возвратился, нагруженный всем необходимым для продолжительного путешествия. Как я сказал, у нас было великое множество других товаров. Он привез нам около тридцати трех тысяч осьмериков и несколько алмазов. Хотя Уильям утверждал, что смыслит в этом деле мало, однако сумел сделать вид, что алмазы на него особого впечатления не произвели; к тому же купцы, с которыми он имел дело, были людьми очень щедрыми.

Вообще с этими купцами затруднений не было никаких, ибо предвидение барыша уничтожило в них всякое любопытство. Шлюпа же они совершенно не узнали. Что касается продажи им пряностей, привезенных из столь далеких стран, то здесь это не было такой уже новостью, как мы предполагали, ибо к португальцам часто приходили из Макао в Китае корабли с пряностями, купленными у китайских купцов, а те, в свою очередь, торговали у голландских Пряных островов и приобретали там пряности в обмен на привозимые из Китая товары.

Это, в сущности, можно назвать единственным торговым путешествием, какое мы совершили. Теперь мы действительно были очень богаты, и естественно, что перед нами встал вопрос о том, что делать дальше. По-настоящему отправным нашим портом, как мы его называли, был залив Мангахелли на Мадагаскаре. Но Уильям однажды заявил, что хочет серьезно поговорить со мною. Мы заперлись в каюте шлюпа, и он начал:

– Ты позволишь мне откровенно поговорить о теперешнем нашем положении и дальнейших видах на будущее? Клянешься ли ты честным словом не обижаться на меня?

– От всего сердца клянусь! – заверил я. – Уильям, я всегда находил ваши советы хорошими, ваши предложения были продуманными, а наставления всегда приносили нам удачу. А потому можете говорить, что хотите, обещаю вам, что не обижусь.

– Это еще не все, – сказал Уильям. – Если тебе не понравится то, что я предложу, ты должен обещать, что не перескажешь мои слова экипажу.

– Не перескажу, Уильям, даю слово.

И я побожился.