Бледный франк слабо улыбался:

– Вот схожу в вашу эту баньку, отъемся – и поглядим, кто из нас рыцарь, а кто только притворяется. Азамат, ты жив! Дмитрий!

Ярилов оглядел шумящую толпу. Спросил, боясь ответа:

– Где Анастасия?

– Откуда мне может быть это известно, брат? – удивился Анри. – Ведь я был в плену и не мог участвовать в поисках принцессы Добриша.

– Тьфу ты. Где Антон?

– Так здесь был. Он – большой молодец и настоящий воин, не поддавался унынию и воодушевлял всех, даже меня…

Дмитрий уже разглядел. Шёл, расталкивая обнимающихся, смеющихся, плачущих людей – к ней.

Подошёл со спины, развернул к себе, обнял. Княжна затихла, уткнулась в грудь. Прошептала:

– Я знала, что ты придёшь за мной, мой князь. Верила.

Ярилов снял с девушки войлочный колпак, погладил немного отросшие золотые волосы. Улыбнулся:

– Ну вот, я думал, ты уже с косами.

– Будут для тебя косы, князь. Всё будет.

Приподнялась на цыпочки, поцеловала в губы.

Хорь тем временем выпытывал у Азамата:

– Я-то уже воевода, сарашей в бой водил, а ты хоть беком-то стал? Или плохо служил монголам, не удостоился?

Азамат молча ухмылялся.

Франк с облегчением растёр освобождённые наконец руки, распрямился – и охнул:

– Что я вижу! Пока я отсутствовал по печальной причине, дюк Дмитрий, как это у вас говорят, начал вставать с петухами!

Хорь присвистнул:

– Тю, досиделся ты в заточении, франк. Последний ум из тебя татары выбили. Что ты имеешь в виду?

– А то, что наш брат стал содомитом. Я не верю своим глазам: он целуется в губы с княжеским библиотекарем!

Хорь развернулся, открыл рот и замер. Азамат снял малахай, растерянно почесал бритую голову.

Так и стояли, когда Дмитрий подвёл девушку и сказал:

– А вот и княжна Анастасия. Отыскалась наконец-то.

Хорь хлопнул себя по лбу и закричал:

– А я ведь чувствовал: что-то не то! Сразу неладное заподозрил.

– Так уж и неладное, дядя Хорь? – игриво улыбнулась княжна.

И они ушли – под руку.

Азамат посмотрел князю и княжне вслед, пожал плечами:

– Ничего не понял. Какой библиотекарь?

– Потом расскажу, – отмахнулся бродник.

Тамплиер рухнул на колени, забормотал молитву на латыни. Потом сказал по-русски:

– Ужасно, ужасно. Ты прав, брат Хорь: я не достоин звания рыцаря-тамплиера. Я – безнадёжный грешник.

– Почему грешник? – усмехнулся Хорь. – Просто слепошарый и бестолковый. Ты же с ней столько дней вместе, а не догадался.

– В том-то и дело, – заторопился Анри, – понимаешь, брат Хорь, я ведь в плену спал с ним… то есть с ней рядом, укрываясь общим рубищем. А по уставу тамплиеров даже разговаривать без достойной причины с женщиной греховно! Наш капитул, узнав о таком, может даже выгнать меня из ордена.

Хорь захохотал:

– Конечно, выгонит! Только не за нарушение устава!

– А тогда за что? – озадаченно спросил тамплиер.

– Да за то, что ты – пентюх безнадёжный, а не боец! С девкой ночевать и хотя бы не пощупать – это ж надо ухитриться, ха-ха-ха!

* * *

Оккупанты основательно загадили скромные княжеские палаты, и невесть откуда появившаяся бывшая челядь торопливо наводила порядок. Побратимов проводили в менее пострадавшую дальнюю комнату, втащили дубовый стол (степняки предпочитали есть, сидя на коврах). Поставили кувшин с медовухой, блюдо с убоиной.

– Прости, князь, ничего нет больше. Всё басурмане поганые разграбили, винный подвал – пустой…

– И на этом спасибо. Оставьте нас одних, прислуживать не надо.

Холоп удивился (где это видано, чтобы князь без слуг трапезничал?), растерянно кивнул и вышел, прикрыв дверь.

Дмитрий разлил тягучую жидкость по разнокалиберным кубкам, сказал:

– Выпьем, братья, за нашу дружбу. За то, что мы снова вместе. И за освобождённый Добриш.

Звякнула опорожнённая посуда, потянулись руки к дымящемуся мясу. Какое-то время молчали, и только четыре пары крепких челюстей работали безостановочно.

Хорь вдруг засмеялся, чуть не подавившись.

– Ты чего, бродник?

– Представляю, какая рожа была у Азамата, когда он увидел Дмитрия у ворот! Как ты догадался уйти из башни? Чудом ведь жив остался.

Половец улыбнулся:

– Да я стал таким счастливым, что растерялся. Одно думал: надо коня привести, брата обрадовать. Это и спасло.

– А ты чего мрачный? – бродник хлопнул франка по спине. – Я ж тебе сказал: целы твоего магистра медяшки, я их берёг пуще своего здоровья. Или ты переживаешь, что не поучаствовал в штурме? Ничего, жизнь длинная, хватит и твоему мечу вражьей крови.

– Я очень благодарен тебе, да и всем вам, братья. И за спасение из плена, и за то, что мои медные листы сохранили. Другое гнетёт меня.

– Ну так скажи, что именно.

Тамплиер бросил обглоданную лопатку на блюдо, повернулся к Дмитрию:

– Я не понимаю, как так можно: без суда, без расследования – казнить дюка Святополка?

Час назад ликующие добришевцы стихийно собрались на центральной площади перед каменной церковью. Духовник Тимофея наскоро провёл службу в благодарность за избавление города от ворога, славя нового князя – Димитрия. Туда же притащили связанных пленников, среди них – монгольского тысячника Цырена и князя-узурпатора Святополка.

Был здесь и перепуганный араб из монгольского посольства, но его спас Азамат, велев освободить.

Народ плевал в захватчиков, кидался грязью; особенно усердствовали рыночные торговки и какие-то старушки, норовящие выцарапать глаза. Кричали:

– Суди их, князь!

Дмитрий вышел вперёд. Поднял руку – толпа угомонилась, притихла.

– Ответь, монгол, зачем на нашу землю пришёл, смерть и горе принёс? Или звали тебя?

Цырен, сплёвывая кровь, прошипел:

– Тебе, урус, одна судьба – рабом быть у великого Чингисхана. Твоя жизнь – жизнь барана. Покоришься, тогда не зарежут.

Ярилов не стал вступать в полемику. Обратился к Святополку:

– А ты, князь, по какому праву добришский стол вознамерился взять? Твои слуги убили законного владетеля Тимофея, бесчинствовали, людей моих неправедно насильничали и грабили. Отвечай.

Святополк молчал. Дмитрий продолжил допрос:

– Уже за это ты достоин смерти. Но скажи мне: как ты степнякам покорился? Почему не стал город от врага защищать? Почему на колени перед татарами встал?