35. Когда происходили эти события, королеве донесли, что ее маленький сын Теодорих, только что умерший, погиб благодаря колдовству и заклинаниям и что в этом замешан префект Муммол, которого она так долго ненавидела[164]. На самом деле оказалось, что, когда Муммол ужинал в своем собственном доме, кто-то из его двора посетовал на то, что ребенок, который был ему так дорог, недавно умер от дизентерии.

Префект ответил: «Я всегда держу при себе особую траву, мною лично открытую, и, если кто-либо, кто заболевает дизентерией, выпьет приготовленный из нее отвар, он тотчас поправится, как бы тяжело он ни был болен». О его словах доложили королеве Фредегунде, и та впала в ярость.

Она велела схватить нескольких домохозяек, проживавших по соседству, их подвергли пыткам и бичеванию, принудив дать показания. Они признались и в том, что являются ведьмами, и в том, что повинны во многих смертях. Затем добавили нечто уже совсем несуразное: «Мы пожертвовали твоим сыном, чтобы спасти жизнь Муммолу».

Затем Фредегунда велела подвергнуть несчастных самой жестокой казни: одним отрубить головы, других сжечь живьем, а остальных колесовать, переломав кости. Затем она отправилась к королю Хильперику, чтобы провести с ним некоторое время в их замке в Компьене. Во время своего пребывания там она открыла ему все, что ей наговорили о префекте Муммоле.

Хильперик тотчас послал своих людей лично захватить Муммола, его допросили, заковали в цепи и подвергли пытке. Затем его руки связали за спиной, подвесили на дыбе и допросили по поводу чародеек. Он отрицал, что был знаком хоть с одной из них. Он признался лишь в том, что брал у этих женщин мази и зелья, за которые получал благодарность короля и королевы.

Когда его спустили вниз, он подозвал к себе одного из своих палачей и сказал ему: «Передайте королю, моему господину, что то, что вы делаете, вовсе не вызывает у меня боли». Услышав это, король заявил: «Остается только поверить в то, что он – колдун, если наше наказание не причиняет ему страданий».

Тогда Муммола снова растянули на дыбе и потом подвергли ужасной порке, до тех пор пока палачи не устали. Потом под ногти рук и ног вогнали иголки. Так продолжалось в течение некоторого времени, когда же собрались отсечь ему голову, королева даровала Муммолу жизнь, после чего последовало большее унижение, чем сама смерть. Всю его собственность отобрали, самого его поместили на телегу и отправили в Бордо, его родной город. По пути у него случился удар, ему хватило сил добраться до места назначения, но он умер вскоре после прибытия.

После этого королева собрала все, что принадлежало ее умершему сыну, и сожгла это, все его одежды, некоторые из них были сделаны из шелковых тканей, другие сшиты из меха, а также другие принадлежавшие ему вещи, все, что нашла. Рассказывают, что собранное составило четыре телеги. Все золотые и серебряные предметы переплавили, так что не осталось ничего, что бы напоминало о том, как она оплакивала своего мальчика.

36. Этерия, епископа Лизье, о котором я уже рассказывал вам, изгнали из епархии и затем восстановили при следующих обстоятельствах. В городе Ле-Мане жил некий священник, любитель удовольствий, хорошей еды и плотских наслаждений, а также женщин, замешанный в прелюбодеяниях и других безнравственных поступках.

Там же проживала в те времена женщина, с которой он постоянно сожительствовал. Он убедил ее коротко постричь волосы, одел ее как мужчину и отправился вместе с ней в другой город, полагая, что, если окажется среди незнакомых людей, никто не заподозрит его в аморальности. Она была свободнорожденной и происходила из добропорядочной семьи.

Прошло много времени, но наконец ее родственники поняли, что произошло, и решили отомстить за бесчестье, нанесенное их семье. Они набросились на священника, связали его и бросили в тюрьму. Женщину же сожгли заживо (по германскому обычаю. – Ред.). Однако их стремление добиться выгоды оказалось настолько неодолимым, что они даже попытались продать священника за выкуп, полагая, что найдется тот, кто захочет заплатить за него, чтобы освободить. Когда им не удалось это, они решили его убить. Известия об этом дошли до Этерия. Движимый состраданием, тот уплатил двадцать золотых, стремясь спасти священника от неминуемой смерти.

Вернувшись в мир, священник внушил Этерию, что он необычайно силен в гуманитарных науках. Он пообещал своему епископу, что если тот доверит его заботам учеников, то сделает все от него зависящее, чтобы дать им хорошие знания в области гуманитарных наук. Тот с восторгом принял его предложение.

Собрав мальчиков из Лизье, Этерий отдал их священнику, чтобы он смог обучать их, ибо городские жители высоко ценили образование, даваемое им. Епископ подарил ему надел земли с виноградником, его часто приглашали в дома родителей его учеников.

Он начал забывать о своих прежних дурных поступках, но, как некая собака, которая вернулась к своей блевотине, начал заигрывать с матерью одного из своих мальчиков, но она оказалась добродетельной женщиной и рассказала своему мужу о его намерениях. Собрались другие члены семьи, выдвинули серьезные обвинения против священника, хотели его убить.

Снова движимый состраданием, поскольку теперь священник находился на свободе, Этерий только пожурил его и затем восстановил в должности. Теперь же священник настолько укоренился в своих дурных наклонностях, что не осталось никакой надежды, что он станет себя вести иначе.

В его поведении наблюдались перемены, вскоре он начал ненавидеть того, кто дважды спас его от смерти. Он сговорился с архидьяконом Лизье, и вместе они замыслили убить своего епископа, священник даже бесстыдно замыслил себя в качестве его преемника.

Им даже удалось найти клирика, согласившегося ударить Этерия по голове топором. Сами они продолжали строить козни, перешептываясь по углам, входя в тайные сговоры и обещая награду в том случае, если Этерий умрет, а священник займет его место. Своей милостью Господь воспрепятствовал, чтобы столь подлый план осуществился, с помощью своей бесконечной любви Он быстро заблокировал жестокий замысел этих безнравственных людей.

Однажды Этерий находился в поле вместе со своими сельскохозяйственными рабочими, занятыми пахотой. Клирик, о котором я вам говорил, упорно следовал по его стопам, держа свой топор в руке. Совершенно не представляя себе, что он собирается сделать, Этерий наконец спросил у него: «Почему ты преследуешь меня повсюду и держишь наготове топор?»

Клирик запаниковал, бросился ниц перед епископом и признался во всем. «Не беспокойся, добродетельный епископ, – пробормотал он. – Ты должен узнать, что меня прислали архидьякон и твой школьный учитель, чтобы я убил тебя этим топором. Я несколько раз хотел сделать это, но, едва я поднимал свою правую руку и собирался нанести удар, мои глаза заволакивало пеленой, в ушах начинало звенеть, я дрожал и трясся.

Мои руки не могли ничего удержать, и я не смог осуществить затеянное, но, когда я опускал руки, со мной все было в порядке. Я пришел к выводу, что Господь на твоей стороне и я бессилен причинить тебе какой-либо вред». Услышав все это, Этерий заплакал. Он поклялся клирику сохранить все в тайне и затем отправился домой ужинать. После еды он прилег ненадолго на своей кровати. Вокруг его собственной постели располагались кровати его священников.