Огнестрельное оружие и взрывчатка бесполезны. Секунду, а если так? Пусть зверюга откроет пошире пасть, тогда можно будет выстрелить каким-нибудь фугасным снарядом прямо в глотку и разнести его внутренности в клочья. Прикончит мгновенно – да, сэр! На Земле ведь тоже есть много бронированных тварей – черепахи, броненосцы, носороги, кто там еще? – но броня-то у них снаружи, а не внутри. Этот страшила тоже не исключение; испытывая свои яды, шеф Драйзер несколько раз заглядывал ему в пасть. Может, по бокам у него и танковая броня, но внутри он был розовым, влажным и мягким, как все.

«Значит, что сделаем: я скажу мальчишке, чтобы он велел своему зверюге открыть рот пошире и… нет, не выйдет. Мальчишка, скорее всего, догадается, что мы задумали, и вполне может приказать зверю не открывать рот, а броситься в атаку, и кончится все это тем, что полицейскому управлению придется платить нескольким вдовам пенсии. Да, этот мальчишка пошел по кривой дорожке. Просто удивительно, как оно в жизни бывает: вроде хороший мальчик, из приличной семьи, и вдруг собьется с пути – и где он тогда? В тюрьме, вот где.

Нет, пожалуй, сделаем так. Отошлем мальчишку под каким-нибудь предлогом в город и устроим все без него. Можно, скажем, убедить этого крошку сказать „а-а-а“, предложив ему что-нибудь вкусненькое… нет, лучше не предлагать, лучше – подбросить», – решил Драйзер.

Сегодня? Драйзер взглянул на часы. Нет, надо сначала выбрать оружие и хорошенько отрепетировать операцию; надо, чтобы на этот раз все прошло без сучка. А уж завтра… Лучше, чтобы мальчишку увезли пораньше, сразу после завтрака.

* * *

Ламмокс, похоже, был очень рад, что снова попал домой; он не желал вспоминать обо всех случившихся неприятностях. Он ни разу не упомянул шефа Драйзера и, если даже и сообразил, что ему хотели причинить вред, ни словом об этом не обмолвился. Настроение у него было безоблачное; он даже захотел положить голову Джонни на колени, чтобы тот его приласкал. Времена, когда голова Ламмокса действительно могла поместиться на коленях, прошли давно и безвозвратно; теперь он просто пристроил кончик своего носа на бедре мальчика, удерживая голову на весу и стараясь сильно не нажимать. Джонни ласково почесывал кончик носа куском кирпича.

Джонни был счастлив, но не совсем. Хорошо, конечно, что Ламмокс вернулся, но, с другой стороны, ясно, что еще ничего не решено; пройдет время, и шеф Драйзер снова попробует убить Ламмокса. Эта проблема ныла занозой в его сердце.

А тут еще мать внесла свою лепту – подняла крик, увидев, что «этот монстр» опять вернулся в их дом. Джон Томас пропускал мимо ушей все ее требования, угрозы и приказы; он занялся делом. Надо было устроить своего друга на место, накормить его и напоить. Покричав с какое-то время, мать ушла в дом, громко хлопнув за собой дверью и заявив на прощание, что сейчас же позвонит шефу Драйзеру. Примерно такого Джонни и ожидал и был почти уверен, что ничего из этого звонка не получится. Видимо, так и случилось; из дому мать больше не выходила. А Джонни мучила совесть. Всю жизнь он ладил с матерью, всегда слушался, во всем уступал. То, что он пошел против нее, расстраивало его даже больше, чем саму мать. Ведь, уезжая, отец всегда говорил Джонни: «Сынок, заботься о маме. Не причиняй ей огорчений». И в тот, последний раз, когда отец не вернулся, он тоже так говорил.

Но ведь он старался, он правда старался! Только ведь ясно, что папа и представить не мог, что маме захочется избавиться от Ламмокса. Мама должна была сама прежде подумать, ведь она выходила за папу замуж, прекрасно зная, что получает Ламмокса как обязательную нагрузку. Ведь знала же?

Вот Бетти так никогда не сделает.

А впрочем, откуда знать?

Все-таки женщины – очень странные существа. Может, им с Ламмоксом лучше продолжать холостяцкую жизнь, так как-то вернее. Размышления Джонни тянулись до вечера; все это время он провел в компании звездного зверя, поглаживая его по спине. Опухоли Ламми тоже были источником беспокойства. Кожица на одной уже сделалась совсем тонкой, – похоже, она вот-вот лопнет. Может, их вскрыть? Но хотя ни один человек на Земле не знал о Ламмоксе больше, чем Джонни, тут и он ничего не мог утверждать наверняка.

Это надо же, чтобы ко всем остальным радостям Ламми умудрился еще и заболеть… Это было уже чересчур! Ужинать Джонни не пошел. В конце концов мать сама вышла из дому с подносом.

– Я подумала, может быть, тебе хочется устроить тут с Ламмоксом пикник, – сказала она мягко.

Джонни посмотрел на нее с подозрением:

– Спасибо, мама… Спасибо.

– А как поживает Ламми?

– Да вроде бы все в порядке.

– Вот и чудесно.

Мать ушла. Джонни проводил ее взглядом. Злая – она далеко не сахар, но уж когда у нее такой загадочный вид, когда она вся, словно кошка, легкая и ласковая – ждать можно чего угодно. Как бы то ни было, ужин был отличный, и Джонни смел его подчистую; после завтрака прошло достаточно времени, чтобы проголодаться. Через полчаса мать появилась вновь:

– Поел, милый?

– Э-э-э… Да, спасибо, очень вкусно.

– Спасибо, милый. Ты принесешь поднос сам? И вообще, приходи, в восемь у нас будет мистер Перкинс, он хочет с тобой поговорить.

– Мистер Перкинс? А кто это?

Но дверь за ней уже успела закрыться.

Мать была внизу, в кресле, с вязаньем на коленях – одним словом, картина полного умиротворения и уюта. Нежно улыбнувшись сыну, она спросила:

– Ну? Как мы теперь себя чувствуем?

– Все в порядке. Мам, слушай, а кто этот Перкинс? И чего ему от меня надо?

– Он позвонил сегодня утром и попросил разрешения зайти. Я сказала, чтобы он приходил в восемь.

– А он не говорил, что ему надо?

– Ну, как сказать… может быть, и говорил, но мамочка думает, пусть лучше мистер Перкинс сам расскажет о своем деле.

– Наверное, что-нибудь насчет Ламмокса?

– Ну зачем устраивать своей мамочке целый допрос. Скоро ты сам все узнаешь.

– Но послушай, я же…

– Если не возражаешь, мы не будем больше говорить на эту тему. Милый, разуйся, пожалуйста, я хочу снять с твоей ноги мерку.

Джонни, несколько обескураженный, начал снимать ботинок, но на полдороге остановился:

– Мам, не надо вязать мне носки.

– Что, милый? Но мамочке очень нравится вязать своему сыночку.

– Да, но… Слушай, я же не люблю домашней вязки. От них у меня ступни трескаются, я тебе сколько раз говорил и показывал.

– Что за глупости, дорогой. Ну как может такая мягкая шерсть повредить твоим ногам? И ты подумай, сколько стоили бы такие носки, если их покупать. Натуральная шерсть, настоящая ручная работа. Другой бы спасибо сказал.

– Но мне-то они не нравятся, говорю тебе!

– Иногда, дорогой, – вздохнула она, – я просто ума не приложу, что с тобой делать. Ну просто ума не приложу. – Она свернула вязанье и отложила в сторону. – Пойди вымой руки… да, и лицо тоже… и причешись. Мистер Перкинс будет с минуты на минуту.