Понимал ли я, насколько он изранен? Даже когда он рассказал, что может становиться другим, тем, кто стоит в темноте и колотит кувалдой? Понимал ли я, что эти наши игры для него были чем-то большим, что они превращались в истории, наполнявшие его жизнь, приводившие ее в движение? Понимал ли я, когда через несколько лет увидел заголовки газет о девушке, найденной убитой недалеко от Бергена? Отреагировал ли, когда увидел ее имя?

Пятница, 16 января

Вильям вернулся около двух. Лисс сидела в гостиной с блокнотом на коленях и смотрела в окно. Она слышала, как он прибирает холодильник, складывает пакеты под раковину. Потом его шаги по коридору и вниз по ступенькам.

— Я поставил рагу. Ты сегодня пообедаешь?

Она пожала плечами:

— Футболист пригласил меня в ресторан.

— Не пора ли уже называть его по имени? — спросил Вильям с улыбкой, и она попыталась представить себе чувство, с которым его улыбку встречала Майлин. Очень сильное чувство, радость или грусть.

Он положил на стол перед ней извещение:

— Может, он и сдастся, если ты будешь продолжать делать вид, что он ни черта не значит.

Она взяла извещение — бандероль из Амстердама. «Не надо ее забирать», — пронеслось у нее в голове. После похорон она почти не вспоминала того, что случилось ночью на Блёмстраат. Но одной бандероли достаточно, чтобы все накатило снова. Письмо от отца Зако было выброшено, но кое-что оттуда она запомнила наизусть. «Надо прибраться, Лисс». Так сказала бы Майлин. «Прибраться и идти дальше». Была бы Майлин здесь, она бы рассказала, куда дальше.

— Ближайшая почта на площади Карла Бернера? — спросила она.

— Точно. Кстати, могу забрать твою бандероль. Все равно надо немного подвигаться перед работой.

Он стоял, опираясь на перила, — может, ждал от нее каких-то слов.

— Вильям, я ночевала здесь почти каждую ночь с Рождества. Я не планировала.

Он выпрямился, посмотрел на нее:

— Мне легче, когда ты здесь. Без тебя было бы просто чудовищно.

Она чуть не поддалась желанию встать и прижаться к нему. Оказаться как можно ближе к Майлин.

Он снова заскочил через полчаса и протянул ей конверт формата А4. Она оставила его на кухонном столе, вышла на крыльцо и зажгла сигарету. Медленно курила, глядя, как темнеет небо над крышами. Подумала, не выкинуть ли ей бандероль, не открывая. «Я больше туда никогда не поеду», — подумала она. Надо послать Рикке сообщение, попросить больше не пересылать почту. Попросить отдать одежду в Армию спасения. Пленки и кресло она может оставить себе.

В бандероли лежали два письма из школы, почтовый сбор и пара других квитанций. И ответ из модельного бюро. Вим обещал, что куда-нибудь пристроит фотографии. В кои-то веки он не наврал. Она разорвала письмо, не читая, и добралась до конверта в самом низу стопки. На конверте было ее имя, написанное синим фломастером. Она узнала кривой мелкий почерк Майлин. Конверт был со штемпелем от десятого декабря, за день до ее исчезновения. Лисс с трудом его вскрыла, руки задрожали, поэтому она никак не могла открыть клапан, достала нож из ящика.

Внутри лежал диск. К нему прикреплена небольшая записка: «Я сказала по телефону, что все хорошо, но это неправда. Береги этот диск ради меня. Объясню позже. Надеюсь на тебя, Лисс. Обнимаю. Майлин».

Когда она встала из-за кухонного стола, уже стемнело. Она поднялась по лестнице в комнату Вильяма и Майлин, потому что это все еще была ее комната. Включила компьютер на столе перед окном, стояла и кусала губу, пока он загружался.

На диске было два документа. Лисс открыла первый, под названием «История пациента № 8: Йо и Куртка». В документе было несколько страниц в виде интервью.

Терапевт: Вы рассказывали в прошлый раз о каникулах на Крите. Вам было двенадцать лет. Там что-то случилось, что-то, что произвело на вас впечатление.

Пациент: Та девушка. Она с семьей жила в соседнем номере. Я ей нравился. Она хотела, чтобы мы были вместе. Хотела, чтобы мы делали разные вещи.

Т.: Какие вещи?

(Долгая пауза.)

П.: Например, с кошкой. Хотела, чтобы я мучил котенка. У него был только один глаз, и мне было его жалко, но Ильва хотела поймать его и мучить.

Т.: Она заставляла вас делать то, чего вам не хотелось?

П. (кивает): И когда я сказал «стоп, я этого не хочу», она настроила остальных против меня.

Т.: А как насчет взрослых, они не видели, что происходит?

П.: Они были заняты своими делами. Кроме одного.

Т.: Про которого вы говорили в прошлый раз, которого вы назвали Курткой?

П.: Это он хотел, чтобы я называл его Курткой. Его так называли в моем возрасте. У его отца был магазин одежды. Конфекцион, как он сказал. Он не хотел, чтобы я называл его по-другому. Постепенно я выяснил, как его звали. Может, сразу знал. Видел его фотографии в газете.

Т.: Он был известен?

(Пауза.)

П.: Куртка мне читал одну вещь. Стихотворение на английском. Он его переводил. О финикийце, который лежит на дне моря. Красивый молодой человек, мускулистый и сильный. А теперь от него остались только косточки. «Death by water» называлось. Потом мы вместе читали.

Т.: Вы говорили с ним несколько раз?

П.: Он все время появлялся. Был рядом, как раз когда он мне был нужен. Вы мне не верите? Думаете, я придумал?

Т.: Верю.

П.: Я был в очень подавленном состоянии. Решил исчезнуть. Пошел на берег в темноте. Разделся и собирался отправиться в море. Плыть, пока больше не смогу… И тут он вышел из тени. Сидел в кресле и смотрел на море. Будто ждал меня. «Хэй, Джо», — сказал он, — он так всегда говорил, когда меня видел. Я ничего ему не сказал, а он уже знал, что я собирался сделать. Он заставил меня подумать о другом. Отвел в свой номер. Мы сидели и говорили почти всю ночь.

(Пауза.)

Т.: Случилось еще что-нибудь?

П.: Еще что?

Т.: В прошлый раз вы намекали, что между вами и этим человеком что-то…

П. (злобно): Не то, что вы думаете. Куртка меня спас. Я бы не сидел в этом кресле сейчас, если бы не он. А вы пытаетесь заставить меня сказать, что он мной воспользовался.

Т.: Я хочу, чтобы вы рассказали своими словами, не моими.

(Пауза.)

П.: Я замерз. В номере у него я принял душ. Потом он меня высушил. Положил в кровать… Лег рядом. Согрел.