— И вот мы живы…

Он попытался еще раз ее обнять, но она высвободилась. Ее взгляд был направлен за его плечо, в темный коридор. Он обернулся; узкий проем, за ним темнота и больше ничего.

Больше ничего.

Саундер снял куртку, расстелил на гладком каменном полу. Они сели рядом, прижавшись друг к другу боками.

— Дождь стихает, — сказал Саундер.

Все труднее становилось дышать.

— У тебя кто-нибудь был? — спросила Ирина.

— В жизни? Много кто…

— Ты говорил, что была жена?

— Да не столько жена, сколько… ну, партнерша. Ей не понравилось на Ириске.

— А тебе нравится?

— Я работаю.

— А что ты делаешь?

— Триста квадратных метров дерна… натуральный газон, представляешь? При том, что заменитель дешевле.

— О чем ты?

— О работе. Я распределяю отпуска, слежу, чтобы агрегаты эксплуатировались согласно инструкции… Мы оставили в баре две бутылки виски. И три литра отличной водки.

— Я хочу пить.

— Я тоже, — горько сказал Саундер.

Она смотрела в темный провал коридора.

— Что ты там увидела?

— Ничего…

Она высвободилась из его объятий и встала.

— Ты куда?

— Никуда, — она сделала шаг к темному проему, потом другой. — Такое впечатление… Тебе не кажется, что… кто-то смотрит?

Он встал и преградил ей путь:

— Не надо туда ходить. Там темно. Сразу же споткнешься, свалишься в яму, переломаешь ноги…

— У меня есть свет, — она вытащила из кармана маячок-фонарик. — Я только загляну.

— Не стоит.

— Я ведь не пропаду навеки, если один раз загляну в тоннель?

И, вырвавшись из его рук с неожиданной легкостью, она подняла маячок на уровень глаз. Фонарик засветился белым. Темнота отступила, обнажая узкий лаз и пологие ступеньки, ведущие вверх. Настоящие ступеньки: их вытесали, наверное, геологи.

Зато в узком тамбуре сделалось темнее. Саундер оглянулся: у выхода из пещеры клубились редкие пока облачка тумана. Он инстинктивно задержал дыхание.

Кислородные баллоны на губернаторском транспорте тоже были. Он не догадался их захватить, а может, не успел.

— Саундер! Тут хорошая лестница!

Ирина вошла в тоннель так же бесстрашно и весело, как входила в воду сегодня… несколько часов назад. А кажется, прошло сто лет.

Саундер пошел за ней, не желая, чтобы она видела туман. Он устал скакать из огня да в полымя: в храме, у самого входа, наверняка есть ниши, где можно отсидеться. В храмах всегда есть воздух, бывает и вода. В конце концов, если выбирать между смертью от удушья и риском пропасть в пещере…

Ирина остановилась. Коридор закончился; свет фонарика терялся в огромном пустом пространстве. Ирина подняла руку с маячком, но не увидела ни потолка, ни стен.

— Послушай… — начал Саундер.

— Тихо.

Она стояла, запрокинув голову, глядя в полную темноту. Ее длинная прядь лежала на правом плече, свернувшись, как маленькая змейка.

— Меня зовут Ира, — сказала она, неведомо к кому обращаясь.

Из темноты, из очень дальних далей ответило эхо:

— Зовут. Зовут. Ира!

Ирина сделала шаг вперед. Саундер схватил ее за плечо, как тисками.

— Здесь легко дышать, — сказала она, не оборачиваясь. — Здесь пахнет будто ароматным дымом… Чувствуешь?

Он ничего не чувствовал, кроме вони подступающих испарений.

— Оставайся здесь! Куда ты идешь? Там темно!

— А я вижу, — она удивленно засмеялась. — Я все вижу, представляешь? Там росписи на стенах, статуи мужчин и женщин… Героев, паломников, ученых… И там чистая вода. Свечи горят.

— Там темнота! Ничего нет!

— Отпусти меня, — сказала она другим, трезвым и даже сварливым голосом. — Ты синяки оставил. Не надо так хватать.

Он чуть разжал пальцы, но не выпустил ее плечо. Тогда она резким движением вывернулась.

— Успокойся, Саундер! Бежать некуда — снаружи дождь, в тамбуре уже нечем дышать. Пережди здесь — с тобой ничего не случится! И дальше будешь жить, катиться, вертеться, делить свой дерн, распределять отпуска… По инерции.

Он растерялся.

Ирина вложила ему в руку слабо светящийся маячок:

— На.

Он ничего не ответил.

Ирина посмотрела на него и вдруг засмеялась:

— Ты бы видел свое лицо… Спасибо тебе, Саундер.

— За что?

Она улыбнулась. Перевела взгляд в глубь храма, в темноту.

Саундер запаниковал:

— Ни шагу от меня ты не ступишь! Только попробуй…

Ирина посмотрела грустно:

— Ты, может, сам когда-нибудь поймешь.

И она пошла вперед, а он рванулся, чтобы ее остановить, — но вдруг замер. Ирина шла в темноту, которая редела вокруг нее, как если бы женщина была факелом. Ирина шла, освещая собой высоченные стены, покрытые резьбой и фресками, и тонкие пьедесталы, босые ноги и края длинной одежды, изваянные из камня, — а сами статуи терялись в темноте. Дымились курильницы, горели свечи вдоль стен; Ирина шла в глубь анфилады залов без потолка, ее длинная прядь соскользнула с плеча и обвилась вокруг шеи. Она шла беззвучно, иногда вытягивая руку и касаясь стены либо пьедестала, а они отбрасывали тени — от нее.

* * *

— …Основную ответственность, в том числе за материальные убытки, комиссия возлагает на губернатора станции Ирис-46 Горбунова Игоря Самсоновича, в том числе: нецелевое использование транспортных средств, поселение на территории планеты лиц, не состоящих в штатном расписании, несанкционированную торговлю, неконтролируемые геологоразведывательные работы…

Губернатор сидел с лицом беспечным и белым: еще несколько дней назад, когда прояснилась его судьба, он перестал бояться и вздохнул с облегчением. Определенность лучше страха. К тому же у губернатора наверняка готовы были пути отступления и запасной аэродром.

— …Комиссия полагает действия Григорьева Саундера Антоновича своевременными и компетентными. Комиссия принимает объяснения Григорьева С. А., полагая, однако, что в заключительной их части имеет место описание галлюцинаций, возникших под действием ядовитых испарений либо неучтенных факторов. Комиссия полностью снимает с Григорьева С. А. обвинение в преступной небрежности, повлекшей за собой человеческие жертвы.

Саундер повернул голову. Инспектор, вернее, бывший инспектор, сидел постаревший, с зеленоватыми тенями вокруг глаз, ни на кого не глядя. В последние три дня инспектору ничего так не хотелось, как крови Саундера; в какой-то момент Григорьев был почти уверен, что муж Ирины его добьет.