У меня вырвалось:

— Да ни за что! Я дураком бываю совсем редко, святой отец. Обычно я все хорошо просчитываю наперед, но когда глас Господа, то, вы же понимаете, все летит кувырком, все отменяется, и вот косноязычный Моисей, которого никто не понимал, кроме брата Аарона, да и то с пятого слова на десятое, вынужден сообщать Заповеди, как понял, а я — с оголенным мечом в поднятой руке впереди отряда навстречу ветру и противнику… Господи, каким только дураком ты меня выставил!..

Меревальд наклонился ко мне и, пока другие начали обсуждать вопросы обороны города, шепнул:

— Зато какие дивиденды! В виде репутации, конечно. Все остальные дураки вас обожают, а их, как известно, большинство… Хотя, конечно…

Я спросил затравленно:

— Что?

Он вдруг разом стал задумчив, словно налетел на стену.

— Что-то, — произнес он медленно, — в этой дурости есть. Вот так красиво мчаться впереди войска со вскинутым мечом в карающей длани…

Я скривился.

— Знаете, как я впервые встретил умнейшего и осторожнейшего человека во всем моем окружении армландцев? Это Альбрехт Гуммельсберг, барон Цоллерна и Ротвайля. Он с разинутой в диком вопле пастью мчался на прекрасном коне, укрытом дорогой попоной кардинальского цвета… в его вскинутой длани как раз был оголенный меч, и солнце страшно и грозно блистало на его лезвии… доспехи, как сейчас вижу, помяты и порублены, но все равно весь светился счастьем… что за дурак, правда?

Меревальд посмотрел на меня странно.

— Что, так и было?.. Господи, какими же дураками мы все бываем… Вот так умные-умные, а потом р-р-раз… и все летит кувырком. Сперва в детстве мы отважные, потом умные и осторожные, затем снова эта дурость… Это мы так стареем?

— Это не старость, — сказал я угрюмо.

— А что?

— Линька, — объяснил я. — Как сказал один известный рыцарь: змеи лишь меняют кожу, чтоб душа старела и росла, мы, увы, со змеями не схожи, мы меняем души, не тела… Так что, сэр Меревальд, вам тоже еще предстоит всякое и весьма неожиданное.

Он пугливо перекрестился.

— Господи, помилуй.

— Зато дураки никогда не меняются, — сообщил я. — Они тверды в убеждениях всегда! С детства.

— С ними удобно, — согласился он.

— Более того, — сказал я с восторгом, — они основа любого существующего строя!

Лорды продолжали совещаться, Хродульф повернул голову ко мне.

— Ваше светлость, разведка донесла, к городу приближается небольшое по меркам Мунтвига войско в десять тысяч человек.

Я охнул.

— Десять тысяч?.. И мы должны их остановить с четырьмя тысячами своих и полутысячей бриттцев?

Они в тревоге смотрели, как я разложил карту и повел по ней пальцем.

— Если Мунтвиг овладеет вот этой долиной, что идет здесь, смотрите… то не просто войдет в Варт Генц, но и продвинется почти на треть в глубь королевства. А это сочтут поражением нашего войска, начнется паника.

К нам начали подходить крупнейшие из вассалов верховных лордов, а здесь военачальники отрядов, лорд Сколонд, уже оправившийся от ран и рвущийся в бой, всмотрелся в карту и сказал быстро:

— Я поспешу туда и перекрою дорогу!

Леофриг покачал головой.

— Чем, выпятишь грудь?

Сколонд ответил обиженно:

— Я не зеленый юнец! Там хороший лес, устрою завалы. А с гор можно сбросить камни, ни одна конница не пройдет.

— Хороший план, — одобрил я. — А мы постараемся задержать Мунтвига у стен нашей крепости.

— Это город, — возразил Меревальд, — а не крепость. Но стены высоки, башни идут через каждые двести ярдов. Да, можно сказать, это город-крепость, и взять его не просто. Если Мунтвиг пройдет мимо, мы ударим в спину. Он это понимает, потому все-таки постарается взять. Это замки и крепости можно безнаказанно оставлять в тылу, но не армию, что укрывается здесь за стенами.

Он разъяснял подробно, так ведут себя достигшие высот в каком-то деле, однако новички в военном, словно другие обязательно должны быть еще глупее.

У нас примерно пять тысяч, стучало у меня в голове, но вообще-то они стоят десяти тысяч, если не двадцати из обычных войск. Почти треть из благородных рыцарей, которых с колыбели учат владеть мечом, топором и копьем, драться конным и пешим, сражаться яростно и умело, не отступая, дабы не посрамить честь рода, а остальные две трети — самые отборные, лучшие из лучших профессиональных воинов, для которых война — ремесло, эти тоже вооружены не хуже рыцарей и владеют всеми видами оружия так же превосходно и умело.

Однако прибывшие десять тысяч плюс те, что уже рыскают по окрестностям…

На другой день утром на той стороне реки затрещали бубны, звонко и пронзительно запели рожки и трубы. Огромная масса придвинулась к берегу, где уже промерили брод, в воду начали спускаться конники по шестеро-семеро в ряд.

Я рассмотрел добротные доспехи, это уже настоящая рыцарская конница. Однако хотя армия Мунтвига превосходит нашу по численности, его воины сильны и свирепы, но вооружение у них резко уступает даже вартгенцкому и турнедскому, не говоря уже об армландцах и сенмаринцах, которые к кому же получают совершеннейшие доспехи и мечи из Вестготии…

Шлемы только у рыцарей, да и то без поднимающихся забрал, у остальных либо кольчужные, либо металлические шлемы самой простой формы, закрывающие головы только до середины лба.

Мои лорды хмурились и сопели, наконец Леофриг, что чувствует себя поблекшим на фоне отважного Хенгеста с его дикой выходкой по защите бегущей черни, сказал зло:

— Самое время ударить!

— Сомнут массой, — возразил Хродульф.

Леофриг смерил его презрительным взглядом.

— Мелочь сомнут, — ответил он гулко, — а мужчину нет.

И, круто повернувшись, начал спускаться по винтовой лестнице. Внизу раздался его зычный рев, созывающий дружину.

Хродульф проворчал:

— Одним дураком меньше…

Меревальд бросил на него взгляд искоса, но промолчал. Внизу распахнулись ворота, дружина Леофрига вылетела, как ветер, блестя доспехами и обнаженными мечами. С той стороны продолжали переправу как ни в чем не бывало, к нам на берег уже переправились около тысячи человек, быстро вскакивают на коней.

Леофриг мчится впереди, в руке обнаженный меч, и, когда всем отрядом ударили со всей мощью, я поверил, что у него в самом деле самая сильная и подготовленная к боям дружина. Почти не замедляя хода, они косили, как траву, выбравшихся на берег. Немногие уцелевшие бросились обратно в воду, а Леофриг с дружиной ворвались в реку и начали рубить всех, кто пытался перейти на эту сторону.