Он думал о том, что именно он причина Катиного отчуждения. Она не выдержала с ним, не смогла. Да, он тяжелый, он невнимательный, он не весельчак, но он не может кардинально измениться. Он такой, какой есть. У него не получается жить семьей. Но ведь он старается. Когда вовремя вспоминает, то вроде бы все делает правильно, например, покупает цветы. Но разве дело в цветах? И вообще, раньше ведь Катю это устраивало. Или ему только так казалось? Может, она уже устала от него, от его плохого характера, от проблем, которыми он пытается с ней делиться вечерами. Но с кем ему еще делиться? Кто еще понимает его так, как она?

Да, был вчера неправ, когда пытался просто всучить денег вместо того, чтобы поехать вместе в магазин и выбрать этот чертов унитаз и чертову раковину в новую квартиру. Но ему и правда абсолютно все равно, на чем сидеть голым задом. А вдруг там, в магазине, их взгляды на унитаз кардинальным образом разошлись бы? Пусть уж все будет на ее, Катин вкус. Катиному вкусу Сергей доверял, тем более что она не скрывала, что обустраивает новый дом, исходя из представлений о том, что понравилось бы ему, Сергею. И сама говорила, что делает это с удовольствием. Он, Сергей, давно признал, что ни черта в этом не понимает, не может, как она, специально ездить и донимать прораба расспросами, какого сечения медный кабель, есть ли микропроветривание у окон, по какому принципу работает предлагаемый им фильтр для воды.

Фильтр, кстати, в результате пришлось сменить на какой-то другой, а Катька довольно пыжилась весь вечер:

– Серый, ты разве еще не понял, что водопроводная вода – мой конек? О воде и методах ее очистки я могу часами говорить. Хочешь?

– Что ты, что ты! – пугался Сергей. – Не хочу, не надо часами!..

Но лекцию о воде все же с интересом выслушал.

Почему же тогда чувствительно наметилась между ними трещина, недоговоренность? Вроде бы со стороны все хорошо, по-прежнему сочно и остро, но в ее глазах залегла тщательно скрываемая печаль. Сергей иногда перехватывал этот полный одиночества, туманный, для него не предназначенный взгляд.

И сегодня пришла, а глаза красные, озноб бьет. Отговорилась тем, что подхватила где-то грипп, но он же видит, что дело тут не в гриппе. Так значит в нем, Сергее?

На ум приходила знакомая с детства картинка: как в посудном магазине проверяют перед продажей расписные чашки, ударяя по ним простым карандашиком. Зазвенят или не зазвенят. Неужели и их отношения, на первый взгляд такие прочные, не звенят больше тем чистым, целостным звоном?

Может быть, Катя переоценивает собственное отношение к нему? Может быть, она поняла, что ошиблась? Но стать другим он не может! Да и не знает, не понимает, каким же он в конце-то концов должен стать. Спросить ее или не спросить? Этот вопрос гамлетовским «быть или не быть» теснился в голове. Одно было совершенно ясно: обсуждать с ним эту тему Катя пока не собиралась.

Сергею Кирилловичу не спалось, неприятно тянуло с левой стороны, за грудиной, мешая дышать. На сердце было тяжело и тревожно.

И если семейная жизнь – это набор таких вот составляющих, из которых вовек не сложить кубик Рубика, то не правильнее ли были его прежние, привычные отношения с женщинами?

Черт их всех подери!

Катя, поджав одну ногу в шерстяном носке, сидела за рабочим столом, разложив вокруг себя листки с записями, пометками, набросками от руки, отпивала из чашки остывший кофе и в упор смотрела на светящийся экран монитора, пытаясь сосредоточиться на работе. Работа двигалась плохо, медленно. Все сделанное вчера сегодня казалось невнятным, плохо аргументированным, сумбурным. Холодный кофе неприятно стекал в воспаленный желудок, от выкуренных сигарет было так противно во рту, что Катя решительно встала, прошла в ванную и выдавила на щетку толстую колбаску пасты.

Неприятный вкус моментально забило сильным ароматом мяты, и Катя с остервенением принялась надраивать зубы. Шум льющейся из крана воды заглушил скрежет ключа в замке, звук открывающейся входной двери.

Внезапно в зеркале напротив отразилась знакомая фигура у нее за спиной. Сергей Кириллович ввалился в ванную в дубленке, с криво топорщащимся шарфом, в ботинках. Его рука в перчатке сжимала свернутую трубочкой газету, а в глазах застыли холод и гнев.

– Катерина, что это? – спросил ледяным, металлическим голосом, вытягивая вперед газету.

Катя стояла с забитым пастой ртом, по инерции продолжала взад-вперед двигать щеткой и ужасно жалела, что не может, как подружка Гарри Поттера, подкинуть газету вверх одним взмахом своей щетки с заклинанием «Энгардиум левиосса!» с тем, чтобы та рассыпалась у ног тысячей отдельных черных буковок.

Вместо этого, обернувшись и несуразно дернув щеткой, она прилежно, как на уроке ответила:

– Это «Криминальный мир».

– Какой к дьяволу мир?!

Голос Сергея звучал тонко и неприятно.

Да, действительно, приглядевшись повнимательней, Катя отметила для себя, что эта газета форматом покрупнее давешнего бульварного листка.

– А что это?

Самой было странно, что ее голос не дрожал, слова звучали четко.

– Это вчерашняя «Вечерка». Глупая ты курица, почему, почему ты все время молчала?… – пытал Сергей, и в его тоне тоже не было больше режущих слух нот, одна усталость.

Катя умом понимала, что дальше отпираться нет смысла. Теперь уже точно придется держать ответ.

Но на всякий случай взяла газету из его рук, развернула, надеясь, что еще можно будет отпереться. На третьей странице нашлась небольшая заметка в правом углу листа. Здесь было больше одиннадцати строк и вполне подробно рассказывалось о ней, Кате. Правда, фамилия и имя не назывались, но зато указывалось редкое место работы и должность. Отпираться было глупо.

Странно, но и буквы не плыли перед глазами, и смысл доходил с первого раза. Статья называлась «Убийство девушку не красит» и подводила к тому, что не все методы все же хороши в борьбе с наркобизнесом.

И сразу стало хорошо и спокойно. «Вот и всё, – довольно подумала Катя. – Всё. Всё. Всё…»

В горле холодило от зубной пасты, губы пощипывало. Она обернулась к раковине и выплюнула на белый фаянс набежавшую, в белых пузырях слюну. Внимательно понаблюдала за тем, как уносится струей плевок, закручиваясь водоворотом у сливного отверстия, подняла глаза к зеркалу. Его лицо было, как в тумане. Наверное, я плачу, решила Катя.

– Нет, ты мне скажи, почему ты все время молчала?! – не унимался Сергей.

– Я очень боялась, что ты обо всем узнаешь и меня бросишь, – ответила Катя предельно честно. – Я боялась, что тебе будет стыдно со мной и противно. А если ты меня бросишь, то что же мне делать? Как дальше жить?…

Последняя фраза далась ей с видимым трудом, и на словах «Я не убивала ведь…» Катя уже ревела в голос.

Сергей Кириллович растерянно взял ее за трясущиеся плечи, развернул к себе и прижал. На темном мехе дубленки отпечатались следы не смытой зубной пасты. «Слава Богу, – с облегчением подумал он. – Все поправимо. Главное, что дело не во мне».