Вид рядом — изможденный человек, закованный в кандалы, — по мнению Риаты, мог отображать одну из жертв Стоука, которых он любил морить голодом и изводить, держа в ужасе и неизвестности. Впрочем, как справедливо заметил эльф, это мог быть и любой худощавый человек, которых так много в Кистане, Кару и многих других землях королевства.

Наибольший интерес для друзей представлял вид за пределами грани, предсказывавший будущее и представлявший собой багровую цитадель в горном ущелье. По словам Халида и Аравана, это было очень похоже на Красный город убийц, Низари, пользовавшийся весьма дурной репутацией. По описаниям Фэрил, было невозможно с полной уверенностью сказать, что крепость, виденная ею, действительно Низари, но она была похожа на нее.

После долгих обсуждений и споров по поводу дальнейшего плана действий друзья сошлись на мысли, что разумнее всего будет послать Халида вместе с капитаном Легори в Каэр Певдвир, а самим отправиться в Низари, дабы увидеть все собственными глазами.

Гленец не хотел бросать товарищей, но Риата убедила его, что это единственно правильное решение. Во-первых, он должен был обо всем поведать Верховному Правителю: ведь лучший рассказчик — это очевидец событий. Во-вторых, предстояло покончить с гадиной, обитавшей в колодце Уайджи, а для этого нужно было вызвать подмогу из Дарда Эриниан. И наконец, если друзьям не суждено вернуться назад, по их следам могли бы пойти другие, и Стоуку было бы труднее ускользнуть.

Халид внял увещеваниям Риаты и согласился отправиться в Каэр Пендвир.

Перед сном к Фэрил подошла Риата и вернула ей железную коробочку и черный шелковый платок, которые дамна забыла в лагере. Маленькая ваэрлинга невольно покраснела при воспоминании о том, как бездумно оставила лагерь и, никого не предупредив и не оставив охраны, ушла в лес. Фэрил была полна раскаяния, и Риата простила ее.

— К тому же неизвестно, узнали бы мы что-нибудь, поступи ты иначе, — прибавила эльфийка.

Продолжая корить себя и размышляя над словами дары, дамна достала кристалл, готовясь водворить его на место, — и обомлела: в прозрачном камне появилось пятно. Приглядевшись получше, Фэрил изумилась еще больше: это было никакое не пятно и не изъян, а неизвестно откуда появившееся изображение сокола, раскрывшего крылья и готовящегося к полету.

На рассвете следующего дня Халид отправился в путь, выслушав прощальные напутствия своих друзей. Гленец забрал двух верблюдов — своего и Рейго, — которых нагрузил самым необходимым: водой и небольшим количеством пищи.

Урус наказал ему даже близко не подъезжать к колодцу Уайджи, а Араван добавил, что гленцу лучше не оставаться в оазисе Фалидии на ночь.

Прощание было долгим и сердечным. Халиду предстоял нелегкий путь по пустыне в четыреста сорок миль — как, впрочем, и его друзьям, которые отправились навстречу неизвестности два дня спустя, первого декабря, когда Фэрил окончательно пришла в себя. Было условлено, что, если путники не вернутся в Каэр Пендвир через год, Халид попросит Верховного Правителя выслать им подмогу. Впрочем, отсутствие друзей будет скорее всего означать только одно: их уже нет в живых.

А пока что им предстояла долгая дорога по пустыне в город Низари, находившийся на расстоянии тысячи двухсот миль от кандрового леса.

Непроглядная ночная тьма окутывала минарет старинной мечети, стоявшей высоко в горах. Стоук мерил нетерпеливыми шагами залу на самом верху башни, поминутно останавливаясь и вглядываясь в кромешный мрак ночи. Барон ждал своих преданных слуг, которые должны были возвратиться с охоты с новыми жертвами.

Но не предвкушение новых радостей больше всего занимало сейчас Стоука. Сердце его замирало от гнева и страха: незадолго до этого барон узнал, что они идут сюда за ним.

Вот как это было.

Стоук зажег недостающую пятую черную свечу и, как и четыре предыдущие, расположил ее на нарисованном мелом круге. Внутри круга, озаряемый неярким желтоватым светом, лежал истерзанный труп человека со вспоротым животом и раскинутыми в стороны руками и ногами. Свечи стояли рядом с его головой и с каждой из конечностей. Сам Стоук поместился вне круга напротив изуродованного тела.

Барон призвал на помощь всю свою энергию и начал произносить заклинание: «Аккоузе мэ!..»

Команду за командой произносило чудовище твердым голосом, и вот уже последнее приказание вырвалось из его измученной нечеловеческими усилиями груди: «…эго гар хо Стокос дэ келео сэ».

И, послушный повелениям некроманта, мертвец отвечал на тысячи ладов:

— Замок… ледник… варорцы… крепость… пустыня… эльф… червь… смерть… Медведь… копье… дитя… Уайджи… Авагонское море… человек… Арден… Большой лес… Рвн… Королевств стражи… Агала… океаны… эльфийка… меч… кристалл… Фалидия…

Так шептали десять тысяч голосов, сливаясь в неопределенный гул, не различая времени и места, ибо все едино для мертвых. Но Стоук напряженно ловил один-единственный голос, который должен был дать ответ на его вопрос. Труп был совсем свежий, и поэтому пророческий голос мертвеца заглушал все остальные. Понять его было нетрудно: барону не удалось оторваться от преследователей. Они идут в Низари.

Стоук стоял как громом пораженный.

…И вот на самой вершине минарета Стоук, не находя себе места от тревоги, мерил шагами каменный пол. Его душили гнев и страх оттого, что теперь он — жертва, а его преследователи — охотники. Он то и дело останавливался и тревожно вглядывался в ночь, на северо-запад, как будто хотел пронизать взглядом горы и многокилометровую пустыню и увидеть своих неутомимых преследователей.

Внезапно барон сорвался с места и опрометью кинулся вниз по винтовой лестнице, спустился в подземелье мечети и по выложенным красными мраморными плитами коридорам прошел в свою лабораторию. Пытаясь успокоить разгоряченный ум и привести в порядок мысли, Стоук с остервенением принялся за работу — барон хотел довести до совершенства свое новое детище, невиданный прежде инструмент для пыток.

Это был жезл из чистого золота, тридцати дюймов в длину, сужающийся до острия на одном конце и представляющий собой своеобразную лопатку на другом. Ширина его в диаметре составляла около трех дюймов.

Стоук принялся прорезать на металле продольные борозды, в которые после он планировал вставить треугольные острые как бритвы лезвия. Барон выверял расстояние между ними до миллиметра. Стоук наметил также, где будут укреплены камни, в частности особенно любимые им кровавики.

Как он и ожидал, работа принесла успокоение и помогла наметить дальнейший план действий. Бережно отложив в сторону драгоценный инструмент, Стоук поднялся и пошел обратно на минарет. Гневно потрясая кулаками, он разразился сатанинским хохотом и прокричал в ночь:

— Да обернутся охотники дичью, а хищники — жертвами!