Гвилли вздрогнул:

— Не надо мне такого бессмертия, если для него нужно заковать себя в камень. Лучше уж заройте меня в теплую землю, а еще лучше — отдайте мою душу Адону на золотых крыльях огня.

Фэрил понимающе посмотрела на своего баккарана.

Араван глядел на юго-восток.

— Пирамиды, монументы, обелиски, стелы… Все строилось на века — и все, как и эта колонна, потеряло всякий смысл для потомков могущественных царей и фараонов.

Урус проворчал:

— Может, бессмертия они и добились, но уж никак не признания в любви.

— Ты хочешь знать, что было бы, обрети люди бессмертие? — задумчиво переспросила Риата. — Боюсь, что человек с его ненасытностью, жаждой власти и беспорядочным образом жизни очень скоро привел бы Вселенную к гибели.

Подруги стирали белье в небольшом водоеме и развешивали его сушиться на веревке, натянутой между деревьев.

— Прямо как лемминги, о которых рассказывал Араван, — вздохнула Фэрил.

— Хуже, чем лемминги, гораздо хуже, — возразила Риата. — У крошечных животных нет интеллекта, силы и возможностей, которыми располагает человечество.

Фэрил отжала и развесила на веревке широкий балахон и взялась за штаны.

— Как ты думаешь, человек когда-нибудь изменится? То есть, я хочу сказать, поймет ли, что он лишь часть Вселенной, и если он причинит кому-нибудь вред, то и сам получит по заслугам? — не могла успокоиться дамна.

Риата недоуменно пожала плечами:

— Откуда же мне знать, малышка. Я знаю одно: человек умен, изобретателен и, возможно, сумеет намного продлить свою жизнь. Но если он при этом не осознает, что с окружающим миром нужно обращаться бережно и с любовью, его деяния приведут к плачевному результату.

— Хой! — раздался радостный возглас, и на поляну вышел Гвилли, а за ним и Араван с Урусом. — Налетайте! Мы принесли фрукты, много фруктов.

Друзья волокли за собой огромный холщовый мешок, доверху набитый сочными зрелыми финиками. Лицо Гвилли, и в особенности губы, были перепачканы коричневым соком.

Араван опустился на землю рядом с Фэрил и принялся помогать ей стирать белье. Эльф со смехом произнес:

— Это не баккан у тебя, Фэрил, а настоящая обезьяна — такая, как мы видели на улицах Сабры. Она еще трюки за деньги показывала, помнишь?

— Скажешь тоже! — возразил Гвилли. — Урус так подкинул меня вверх, что я сразу очутился на середине ствола финиковой пальмы.

Риата взяла финик и с явным удовольствием положила его в рот.

— Если бы у нас было больше времени, мы высушили бы их и взяли с собой, — с сожалением проговорила эльфийка.

На небе показалась полная луна, и Гвилли вдруг стал тихо напевать какую-то песенку. Фэрил с удивлением посмотрела на баккана, и он, указав на выплывающее из-за горизонта круглое желтое светило, запел в полный голос:

Скрип-скрип — скрипка, скрип — чудеса,

Корова подпрыгнула в небеса!

В воздух взлетела — и на Луну…

А блюдо воскликнуло: «Он, не могу!» —

«Что ж это творится на свете у нас! —

Его поддержала и ложка тотчас. —

Не удивлюсь, даже если потом

Собака станцует польку с котом!»

И только успела она так сказать —

Пустилась с собакою кошка плясать.

Корова покинула вдруг Луну,

А блюдо и ложка укрылись в шкафу.

Я хохотал едва ль не до слез,

И вместе со мной веселился мой пес.

И кошка мяукала громко-прегромко,

А скрипка играла задорно и звонко…

…Корова на голову шлепнулась мне;

Проснувшись, я вспомнил, что было во сне.

Хлоп! Чпок! Чпак!

Когда друзья насмеялись вдоволь, Фэрил спросила баккана:

— Кто тебя научил такой прелестной белиберде?

— Мой отец, — отвечал варорец. — Мой человечий отец, Ориф, частенько напевал мне эту песенку перед сном. Но это была не лучшая колыбельная — я только еще меньше хотел спать и хохотал что есть мочи. Моя мать, Нельда, бранила Орифа за то, что он не дает мне спать, но сама тоже пела мне эту песню, когда отец уезжал в Стоунхилл. Это была моя любимая колыбельная.

Внезапно Араван стал серьезным и поднял руку, призывая всех к вниманию. Другая его рука невольно потянулась к копью.

— Камень холодеет! — только и сказал он.

Повторять это дважды эльфу не пришлось. Друзья беззвучно поднялись вновь, как и накануне, выстроились лицом к пустыне.

Спустя несколько долгих мгновений Фэрил разглядела темные силуэты, бегущие по барханам. Дамна тихонько свистнула и указала друзьям на эти создания. В этот момент на самой вершине бархана появилось похожее на собаку существо с большими ушами и пятнистой шкурой. Его можно было разглядеть получше, поскольку свет луны озарял его. Животное посмотрело на компанию, стоявшую у пальмовых деревьев, и побежало дальше, держась следов своих соплеменников. Вскоре оно скрылось за барханами, а камень Аравана потеплел. Опасность миновала.

Кто же это такие, Араван? — обернулся к эльфу удивленный Гвилли.

— Это дикие пустынные собаки, — ответил Араван. — Если они нападут стаей, то могут справиться с любым зверем. Камень не зря похолодел — от этих тварей лучше держаться подальше!

Фэрил с тревогой посмотрела в сторону зарослей кустарника, где паслись дромадеры:

— А как же верблюды? Им тоже угрожает опасность?

Араван отрицательно помотал головой:

— Думаю, нет. Камень не подпустит собак близко.

Риата села на землю и произнесла:

— Хорошо, что мы завтра уезжаем. Неизвестно, сколько еще времени сможет сдерживать их амулет, когда жажда станет нестерпимой, — ведь мы не пускаем собак к воде.

Араван согласно кивнул:

— Да уж, что верно, то верно. Амулет не всесилен: он не действует против таких тварей, как валги, хлоки, рюкки, дроки…

— Черви, — вставил Гвилли.

— Да-да, и черви из подземных глубин. Не справится он и с отчаявшимися существами, гонимыми голодом, жаждой, страхом.

Урус окинул оценивающим взглядом песчаные дюны, озаренные лунным светом:

— Лучше нам тогда устроиться на ночлег подальше от воды. Если они вернутся, проход к источнику будет свободен.

Пять дней спустя они разбили лагерь на площадке, где росли кактусы и колючий кустарник, и изголодавшиеся верблюды принялись жадно их жевать.

Гвилли с Фэрил взобрались на длинную скалистую гряду, чтобы оглядеться вокруг.

— Хой! Посмотри-ка вон туда! — воскликнул вдруг Гвилли, указывая вперед, по направлению к горизонту.