Когда буран на время затих, мы снова посмотрели в трубу. Направляя трубу во все стороны, я увидела на снегу пятна, двигавшиеся то в одиночку, то малыми, то большими группами — волки собирались на охоту. Минуты ожидания казались нам вечностью, ветер дул теперь сильными порывами, и, с яростью кружа снег, гнал его на нас. За последнее время мы так привыкли следить за восходом и заходом солнца, что с точностью могли его определить и заранее знали, когда наступит ночь. Трудно даже поверить, что не прошло и часу с тех пор, как мы ожидали в нашем скалистом убежище, а всевозможные фигуры начали к нам приближаться.

С севера подул упорный, холодный и резкий ветер. Он, как видно, угнал снеговые тучи, так как снег шел теперь только временами. Мы ясно могли различить теперь людей каждого отряда, преследуемых и преследователей. Казалось, преследуемые не замечали погони или не обращали на нее внимания. Но все-таки было видно, что они торопятся по мере того, как солнце все ниже и ниже опускалось к вершинам гор.

Они приближались. Профессор и я прятались за скалой и приготовили ружья; я поняла, что он решил не пропускать их. Никто не знал о нашем присутствии. Вдруг какие-то два голоса воскликнули:

— Стой!

Один голос был Джонатана, сильно взволнованный, а другой мистера Морриса, в решительном тоне спокойного приказа. Цыгане, как видно, не знали этого языка, но тон был понятен. Они инстинктивно натянули поводья, и в ту же минуту с одной стороны к ним подскакали лорд Годалминг и Джонатан, а с другой — доктор Сьюард и мистер Моррис. Вожак цыган, представительный юноша, сидевший на лошади, как кентавр, резким голосом приказал своим товарищам продолжать путь. Они ударили по лошадям, которые рванулись было вперед, но четверо наших подняли винтовки и заставили их остановиться. В тот же момент доктор Ван Хелзинк выступил из-за скалы, направив на них винчестер. Видя себя окруженными со всех сторон, они натянули поводья и остановились. Вожак сказал им что-то, после чего они выхватили оружие — ножи и пистолеты — и приготовились к нападению. Вожак быстрым движением поводьев выдвинулся вперед и, указав сначала на солнце, близкое к закату, а затем на замок, сказал им что-то, чего я не поняла. Тут все четверо нашей партии соскочили с лошадей и кинулись к повозке. Опасность, которой подвергался Джонатан, должна была в сущности меня испугать, но обстановка действовала на меня так же, как по-видимому и на них: я не чувствовала страха, а лишь дикое, безумное желание что-нибудь сделать. Заметя движение нашей партии, вожак цыган отдал какое-то приказание, и его люди тотчас же бросились к повозке и, толкаясь, сгрудились вокруг нее. Среди этой неразберихи я увидела, как Джонатан и Квинси пробиваются с разных сторон к повозке; было ясно, что они намереваются закончить дело до заката. Казалось, ничто не может задержать их. Ни направленные в грудь ружья, ни сверкающие ножи, ни вой волков за спиной — ни на что не обращали они внимания; напористость и целеустремленность Джонатана внушали благоговейный страх, и они расступались перед ним. В одно мгновение он вспрыгнул на повозку, нечеловеческим усилием поднял огромный ящик и сбросил его на землю. Мистер Моррис прикладывал все силы, чтобы пробиться через кольцо цыган. Все время, пока я наблюдала за Джонатаном. Уголком глаза я видела эту битву: взлетающие и опускающиеся ножи цыган и огромный охотничий тесак, которым мистер Моррис парировал удары. Я вздохнула с облегчением, уверенная, что ему удалось остаться невредимым, но в тот момент, когда он встал позади Джонатана, спрыгнувшего с повозки, я увидела, что он прижимает к боку левую руку и кровь сочится меж пальцев. Правда, казалось, что он не обращает внимания на эту досадную помеху, и в то время, как Джонатан со страшной силой обрушивал свой нож на крышку ящика, мистер Моррис со своей стороны делал то же самое. Под натиском обоих мужчин крышка начала поддаваться, гвозди выходили со страшным скрипом — и вот, наконец, верхняя часть отлетела в сторону.

Цыгане, поняв, что находятся под прицелом, сдались на милость лорда Годалминга и доктора Сьюарда. Солнце почти касалось горных вершин, и длинные тени ложились на снег. Я увидела, что граф вывалился из ящика. Он был мертвенно бледен, лицо его казалось вылепленным из воска, красные глаза ужасали мстительным взглядом. О, я слишком хорошо знала этот взгляд.

Тем временем граф увидел заходящее солнце, и выражение ненависти сменилось триумфом.

Но в тот же миг Джонатан взмахнул своим огромным ножом. Я содрогнулась при виде того, как лезвие прошло сквозь горло, а охотничий нож мистера Морриса вонзился прямо в сердце.

В это невозможно было поверить, но буквально на наших глазах, в какое-то мгновение, тело графа обратилось в прах и исчезло.

Я была бы счастлива, если бы могла утверждать, но в последнее мгновение перед тем как исчезнуть, на лице графа было такое неземное выражение мира и покоя, какого я никогда не смогла бы представить. Замок Дракулы стоял на фоне пламенеющего неба, и в последних лучах солнца был заметен каждый выбитый камень на его зубчатых стенах.

Цыгане, увидев, что мы явились причиной невероятного исчезновения тела графа, повернулись и бросились врассыпную. Те, у кого не было лошадей, цеплялись за борта телеги, умоляя возницу не оставлять их. Волки отбежали на безопасное расстояние и медленно кружили у леса.

Мистер Моррис рухнул на землю и, опершись на локоть, крепко прижал руку к боку; кровь все еще струилась сквозь пальцы. Святой круг больше не удерживал меня. Я и оба доктора подбежали к мистеру Моррису. Джонатан встал возле него на колени, и раненый положил голову ему на плечо. Потом слабо вздохнул и с трудом взял мою руку в свою. Он, должно быть, увидел, какая мука переполняет мое сердце, потому что улыбнулся и сказал:

— Какое счастье, что кто-то о тебе заботится… О Боже! — воскликнул он вдруг, приподнявшись и указывая на меня, — вы только взгляните!

Солнце будто лежало на горе, и огненные всполохи окрасили мое лицо в розовый цвет. Как по мановению руки мужчины бросились на колени, и возвышенное «Амен» вырвалось из их уст. А умирающий проговорил:

— Боже, благодарю Тебя за то, что труды наши не были напрасны! Посмотрите! Ее лоб чище и белее снега — заклятие снято.

И, под наше горькое рыдание, в спокойствии и с улыбкой, он отошел — благороднейший человек.

Заметка

Семь лет прошло с тех пор, как окончились наши злоключения, и теперь мы вознаграждены счастьем за прошлую боль. Еще более радостно для Мины и меня, что наш мальчик родился того же числа, когда умер Квинси Моррис. Я знаю, моя жена надеется, что к сыну перейдет частица возвышенной и мужественной души этого человека. Назвали мы его Квинси.

Этим летом мы отправились в Трансильванию и побывали в тех местах. Было почти невозможно поверить в то, что все происшедшее тогда с нами — правда. Мы постарались вычеркнуть эти воспоминания из памяти. Замок все еще стоит, возвышаясь над запустением.