– Принцесса поступила опрометчиво, оказывая тебе свою милость, забыв, что не следует дарить всякого своим расположением, – сказал султан. – Но я требую, чтобы ты назвал мне причину, по которой отказался от ее милости.

– Мне будет тяжело исполнить приказание вашего величества, и я просил бы позволения молчать.

– Я хочу знать причину! Говори.

– Принцесса сама может сказать, что произошло между нами.

– Я приказываю тебе говорить под страхом моей немилости.

– Ваше величество и так оказываете мне немилость, – твердо и спокойно отвечал Сади.

– Довольно! – вскричал, побледнев, султан. – Можешь идти. Я никогда более не хочу тебя видеть. В течение месяца ты должен оставить мою столицу и государство. Ступай.

– Ваше величество изгоняет меня? – спросил Сади.

– Мой приказ об этом будет передан тебе. Мое государство навсегда закрыто для тебя. Довольно. Иди.

Сади молча поклонился и вышел. Когда он проходил через приемную, то все его бывшие друзья отворачивались от него.

Сади спешил из дворца, его словно давила какая-то тяжесть, ему назначено было самое тяжелое наказание – оставить свою родину. Он был один, у него не осталось никого и ничего, кроме сознания, что он верно служил своему отечеству.

Вечером в дом Сади явился мушир и привез подписанный министрами приказ об изгнании, но кроме того муширу приказано было передать, что Гамид-кади также изгнан, а Мансур-эфенди бежал или исчез бесследно. Это известие, по словам мушира, было приказано передать Сади-паше, чтобы он знал, что справедливость равно оказывается всем, невзирая ни на что.

Когда мушир удалился, а Сади остался один, все еще держа в руках приказ, ему послышались в соседней комнате шаги.

Был уже вечер, но огонь еще не был зажжен.

– Сади-паша, – послышался глухой голос. Сади пошел и отворил дверь.

В темноте мелькнула Золотая Маска.

– Ты зовешь меня, – сказал Сади, – я повинуюсь твоему приказанию и слушаю тебя.

– Ты ищешь Рецию – не сомневайся в ее верности, – раздался голос Золотой Маски.

– Я не нахожу Реции, но не сомневаюсь в ее любви и верности.

– Оставь этой же ночью Стамбул, – продолжал незнакомец в золотой маске. – Поезжай к Адрианопольской заставе.

– Как, неужели я должен сегодня ночью бросить Стамбул!

– Ты найдешь Рецию. Кроме того, здесь твоей жизни угрожает опасность.

– Я не боюсь смерти.

– Но ты должен защитить себя от руки убийцы. Ты должен жить для Реции.

– Я последую твоему совету и сегодня же ночью оставлю Стамбул, – сказал тогда Сади.

– Все остальное ты скоро узнаешь. Ты снова найдешь Рецию, а ее исчезновение объяснится, – проговорил человек в золотой маске и оставил дом Сади.

Абунец пал, пораженный выстрелами.

Но он был не убит, а только тяжело ранен. Его взоры все еще были обращены вдаль, как будто он ожидал увидеть свое дитя. Мысль, что он не увидит Рецию, не давала ему умереть спокойно. Смерть быстро приближалась, но все-таки Абунец был еще жив, еще мог увидеть дочь.

Солдаты, казалось, не обращали на него внимания. Офицер видел, как Абунец повис на привязывавших его веревках, и, не приказав его отвязать, велел солдатам возвращаться в город. Казненный должен был оставаться на месте до утра. Абунец остался один. Никто не сжалился над ним. Никто не пришел к нему на помощь. Этот человек, всю жизнь помогавший другим, умирал теперь, оставленный всеми.

– Реция, дочь моя, – прошептал он, и глаза его невольно закрылись. – Я умираю, а ты не идешь. Милосердный Всевышний, дай мне еще раз увидеть мое дитя.

Но вокруг было тихо, даже шаги удалявшихся солдат смолкли. Последний потомок Абассидов опустил голову на грудь, как мертвый, кровь медленно текла из его ран.

В это время в сумерках показалось странное шествие. На богато убранной белой лошади сидела женщина, закутанная в покрывало, за узду лошадь держал человек в золотой маске, двое других следовали на некотором расстоянии. Прохожие, встречающие это шествие, отступали и низко кланялись, прикладывая руку к сердцу и говоря: «Мир с вами!» Шествие приближалось к площади, где произошла казнь.

В это время вышла луна и осветила Абунеца, повисшего на веревках, привязывавших его к столбу.

– Все кончено, – раздался голос Золотой Маски. – Мы опоздали.

– Опоздали! – вскричала женщина в покрывале. То была Реция, дочь Альманзора. – Говори, где мой отец, к которому ты обещал меня отвести? Где он?

Золотая Маска указал на столб.

– Он уже казнен, – раздался в ответ голос Золотой Маски, в то время как две другие поспешно подошли отвязать Альманзора. – Посмотри туда. Мы опоздали!

Реция вскрикнула от ужаса и закрыла лицо руками, увидев привязанного к столбу старика. Этим стариком был ее отец. Она так долго его оплакивала и так желала видеть, а теперь должна была наконец увидеть, но увидеть только его труп.

Золотые Маски отвязали Абунеца и положили на траву. Реция соскочила с лошади и поспешила к отцу. Она с криком отчаяния бросилась к отцу, и этот крик, казалось, пробудил к жизни Абунеца. Голос его ребенка заставил снова биться его сердце. Абунец зашевелился, и человек в Золотой Маске подал ему фляжку.

Несколько капель воды имели оживляющее действие. Старый Абунец выпрямился, лицо его снова оживилось, улыбка радости мелькнула на лице, он узнал Рецию.

Рыдающая Реция схватила за руку отца.

– Да, это ты, я узнаю тебя! – вскричала она. – Наконец-то я вижу тебя. Как долго я желала этого свидания. Как долго я жила между страхом и надеждой. Я никогда не верила, что ты умер. Но теперь я увидела тебя, чтобы снова проститься…

– Не плачь, дочь моя, успокойся, – заговорил слабым голосом старый заклинатель змей. – Я не боюсь смерти, но я чувствую, что у меня еще достаточно времени, чтобы сказать тебе все, что меня терзает, и благословить тебя. Господь сжалился надо мной и посылает мне знак своего благоволения. Я молил его об этой милости, и моя молитва услышана, я вижу тебя, дочь моя.

Реция со слезами наклонила голову, старик положил на нее свои дрожащие руки, как бы желая удостовериться, что дочь около него.

– О мой бедный дорогой отец, – сказала Реция, – как я желала тебя видеть. Я не теряла надежды видеть тебя.

– Я все знаю, дочь моя, я часто бывал близ тебя, так что ты и не знала этого.

– Внутренний голос вечно говорил мне, что ты жив, хотя в Стамбуле и говорили о твоей смерти.

– На меня действительно напали в начале путешествия разбойники, подкупленные Мансуром, чтобы убить меня. Мансур и Кадиджа преследовали меня из корыстолюбия. Оба знали, что в моей власти находятся бумаги калифов Абассидов, от которых мы происходим, оба знали, что между этими бумагами находится указание на сокровище старых калифов.