Воспринимал ли я Пчелиного Бога как чудо? Да нет. Что ж тут удивительного - разумный рой пчел? Не более удивительно, чем поле хищных растений, пасущееся само по себе, или мясоверт с зубастым вентилятором вместо морды.

Я устал от чудес Светлого Мира. Тем более что в последнее время все это можно было назвать не столько чудесами, сколько несуразностями. Светлый Мир давно потерял свою прекрасную гармонию, сотворенную его создательницей, но теперь он на глазах терял остатки чего-то, что можно было назвать хоть малейшим смыслом. Светлый Мир расползался по швам. Он вел себя неопределенно, и ему больше нельзя было верить ни в чем. Обманутый своей Госпожой, мир сам стал сплошным, всеобъемлющим обманом. Он расплывался как гигантская, во все небо и землю, амеба. Он полз неизвестно куда, выпуская свои ложноножки, и нигде нельзя было чувствовать себя в безопасности.

Противно мне было все это - я всегда предпочитал иметь дело с чем-то определенным.

Еще недавно я был уверен, что Кларвельт разваливается по одной простой причине: Госпожа Дум сошла с ума, и мир ее потерял разум. Теперь же мне все чаще казалось, что подлая магичка находится в полном здравии. Просто она затеяла против нас что-то совсем уж отвратительное и пудрит нам мозги, пытаясь прикинуться душевнобольной.

Господи… Бедная Лурдес… Жива ли ты? Что ты делаешь сейчас в своей темнице? Веришь ли ты до сих пор, что мы спасем тебя?

Я уж и не знаю, верил ли я сам в это. Но старался верить изо всех сил.

* * *

– Завтра, - сказал Демид. - Все будет завтра.

– Что будет завтра?

– Великий день. День Очищения. Грандиозное сражение.

– Ты в этом уверен?

– Я это знаю.

– И что же, - спросил я, - на этом все закончится?

– Ничто не заканчивается никогда. - Демид невесело усмехнулся. - Всякое событие тащит за собой хвост - настолько длинный, что само событие может показаться чепуховиной по сравнению с ним. В геометрии судеб нет простых фигур. Ни прямых линий, ни всяких там треугольников. Вот спиралей, переходящих друг в друга, и интерферирующих окружностей - этого там до черта. Но самое неприятное завтра закончится. Завтра мы уже будем в своем мире. Среднем Мире.

Я нашел Демида сам. Выловил острым своим взглядом черную фигурку, выписывающую фигуры высшего пилотажа в блеклом небе. Покричал ему. Помахал руками. Демид соизволил спуститься ко мне. И теперь он вынужден был отвечать на вопросы.

– Зачем нам это великое сражение? - сказал я. - К чему оно нам? Чтобы напоследок убить как можно больше кларвельтцев? Чтобы оставить о себе в этом мире чернейшую память? Мы и так нагадили здесь достаточно.

– Это не наше сражение. Это ЕЁ сражение. Нам оно и даром не нужно. Но мы будем сражаться, потому что такова ее воля, а мы находимся в ее мире. Нам этого не избежать. Если ты вышел на боксерский ринг, не рассчитывай, что все обойдется партией в шашки.

Мы сидели на окраине деревни, бывшей мирной деревни, обезображенной частоколами военных лагерей. Сиреневые прямоугольники аррастровых плантаций, расплодившиеся в последнее время в невероятном количестве, ползали по гладким зеленым бокам холмов. Судя по их необычной скорости и лихим виражам, они устроили между собой гонки. Соревновались, кто быстрее дожрет остатки травы на полях, а вместе с ними - и всю живность, попадающуюся на пути. Аррастра спешила жить. Может быть, чувствовала, что жить ей осталось недолго? Как и всем нам.

Желтое облачко Пчелиного Бога висело над нами. Наверно, подслушивало наш разговор.

– И какие же у нас шансы?

– А никаких! - сказал Демид с неожиданной веселостью. - Надерут нам холку. Хорошо надерут! Вероятно, со смертельным исходом.

– Шутишь?

– Шучу, - с сожалением согласился Демид. Выглядело это так, словно он надеялся, что хоть на этот-то раз его пришибут до смерти.

– Все шутишь… - констатировал я. - Знаешь что? Меня не оставляет ощущение предательства.

– Правильное ощущение, - сказал Демид. - Вся эта история - сплошное предательство.

– Я про тебя говорю, - громко сказал я, поднимаясь на ноги. - Это ты,меня предал. Всех нас предал!

– И в чем же выражается это предательство? - поинтересовался Демид, холодно сощурив глаза.

– А как раз в этом завтрашнем великом сражении! Я не верю, что кто-либо, какая Госпожа-разгоспожа она бы ни была, сумел навязать тебе свою игру! Это нужно именно тебе! Ты хочешь поиграться! Красиво рубить вражеские головы своим волшебным мечом. Ну правильно… В магических сказках должен быть выдержан канон. Небось Толкиена любишь?

– Толкиена? - пробормотал Демид. - При чем тут Толкиен? Толкиен - это не жизнь. Я люблю ZZ-Top. Я люблю Мади Уотерса. Люблю модерн-джаз. Почему в этом гребаном мире нет нормальной музыки? Завтра же я пойду в кабак, где играют живую музыку, и надерусь там водки. Я перегрелся, Мишка, так тебя и растак. Я перегрелся…

– А Лурдес? Ты совсем забыл про нее? Ты не думаешь, как она страдает? Плевать тебе на нее, да? Уже списал ее как отработанный продукт?

– А, Лурдес… - Демид поднял на меня помутневшие глаза. - Лурдес. Не дергайся, парень. Будет тебе завтра Лурдес. Увидишь ты ее. Гарантирую. Не зря ж мы тут время просираем…

– Просираем?! - Я бешено метнулся к Демиду, пытаясь схватить его за грудки. Но он оказался быстрее. Выскользнул из моих рук и взмыл в небо со скоростью маленькой баллистической ракеты. Сделал в небе пару мертвых петель и растворился в выморочной атмосфере Кларвельта.

Он не хотел со мной драться. Знал прекрасно, что биться я буду всерьез и ему придется всерьез обороняться. И тогда придется слегка покалечить меня - лучшего своего бойца. Потому что, как бы хорошо я ни дрался, по сравнению с Демидом я был просто карапузом из песочницы.

Он берег меня для завтрашнего.

– Сука! - громко сказал я по-русски. - Какая же ты сука, Демид!

– Сука?… На русском языке это, кажется, означает «самка собаки»? - спросил старый голос за спиной.

– А ты что, знаешь русский язык? - поинтересовался я.

– Знаю. Когда-то я говорил на русском намного лучше. В пятидесятых годах. Тогда я еще не был профессором. Я был просто молодым ученым, и поэтому все, на что я был пригоден, - валить лес под Хабаровском. В рамках советско-китайской интернациональной дружбы. Было такое…

– Слушай, Ван. - Я повернулся. - Зачем вы притащили меня сюда?! По-моему, вы прекрасно справляетесь без меня. Я только совершаю дурацкие поступки и путаюсь у вас под ногами…

– Ты - самый важный и незаменимый здесь из всех нас, - спокойно произнес Ван Вэй. - Демид так думает. И я тоже так думаю. У тебя - особая роль.

– Плевать на Демида! Но ты-то зачем меня обманываешь?

– Я тебя обманываю? - Ван недоуменно качнул головой. - О чем ты, Мигель?