Глаза закрываются сами собой, и я уплываю в объятия Морфея.

Просыпаюсь от громкого стука в дверь. Голова ломит так, словно в ней поселилась стая дятлов.

Странно! Я спала в одежде?

А потом калейдоскопом картинок возвращаются воспоминания вчерашнего вечера.

Отец! Да как вообще он мог так поступить!

И уже с боевым настроем открываю дверь.

- Леди Рамсей! Наше почтение! – за дверью меня встречает троица лекарей. Извините, что так рано. Но у нас хорошая новость, - тараторит Джекоб Маклауд боясь, что я его перебью, – мы с коллегами… то есть мы сейчас только закончили и сразу к Вам… то есть…

- Кажется, у нас получилось приготовить противоядие. – закончил за разнервничавшегося Маклауда доктор Брайс. – И мы хотели бы начать с Его Светлости. Если Вы не против, конечно же?

- Если объясните, почему решили начать с моего мужа.

- Софи, просто мы предполагаем, что Его Светлость быстрее выйдет из своего состояния

- Что ж, проходите! Давайте попробуем!  - открыла я дверь пошире, пропуская троицу. Сейчас приглядевшись получше, я поняла, что мужчины, скорее всего, не спали всю ночь.

- Я могу чем-то помочь!

- Мы дадим первую порцию зелья, и посмотрим на реакцию, – проинспектировал меня Джекоб Маклауд, - а Вам леди Рамсей нужно будет поить герцога каждый час. Если все пройдет удачно, к завтрашнему дню Его Светлость придет в себя.

- Ваши слова да Пресветлой в уши! – переиначила я земную присказку.

Но не через день, не через два Эванс не проснулся. Хотя эти эскулапы недоделанные приходили раз в три-четыре часа, сканировали и говорили, что вот уже скоро, что есть продвижки и улучшение на лицо.

В первый день я верила, до вечера сидела, не спуская глаз с дорогого сердцу лица. Прибегали Костик с Брайаном, приходил отец. Извинялся за вчерашнее, говорил, что в тот момент это был единственный бескровный выход. Что Эванс бы не простил, если бы я уничтожила его мать. Какой бы стервой она не была.

Умом я отца поняла, но вот обида осталась. Какая-то детская, иррациональная, но обида. А еще страх, что есть чело… дракон, который без труда может пробраться мне в голову. Ну и что, что это мой отец!

- Отец, я все понимаю, но хотелось бы, чтобы ты больше не принимал решения за меня. И не лез бы мне в голову. Это страшно! – я обхватила себя руками, сегодня никак не удавалось согреться.

- Сафина, доченька! – отец сел на корточки рядом с моим креслом. И взял мои руки в свои ладони. – Вот это я и имел в виду, - он стал согревать мои руки дыханием, - когда говорил, что тебе нельзя нервничать. Ты беременна, Софи. А всплеск такой силы, влечет за собой откат. И теперь тебе и малышки не хватает энергии.

И тут я почувствовала, как отец стал делится своей энергией. Ммм, такой мягкой и вкусной! Спустя пару минут я уже согрелась, и словно наелась. Только вот чего-то не хватало. Чего-то особенного, вроде соленых огурчиков.

- Пап, в замке есть соленые огурцы?

На что отец рассмеялся, вставая.

- Сейчас распоряжусь! Ну вот другое дело, а то сидела бледная словно…

- И копченную курочку хочу! – перебила я его.

- Будет тебе и курочка. Софи, я бы еще попросил тебя не рубить с горяча.

- О чем ты?

- Что Патрик Рамсей просит прощение за слова жены и просит о встрече с сыном и с тобой.

- А ты об этом! – настроение, подскочившее несколько минут назад, снова ушло в минус.

- Софи, ты конечно можешь обижаться и дуться, но подумай хорошенько. Сейчас Эванс без дракона. Надеюсь ненадолго, но все же! Подожди не перебивай, заметив мой порыв выставил ладонь вперед отец. -  А твоим детям нужна энергия, и Костику, и малышке. Я конечно буду стараться, но ты должна знать, что для полноценного развития и раскрытия потенциала нужна энергия обоих родителей. И Патрик Рамсей – единственный вариант.

- Хорошо, пусть приходит. – ответила я.

Обида обидой, но дети важнее.

- Рамсей обещал, что накажет ее сам, согласно драконьим традициям. – помолчав секунду, добавил отец.

- Сошлет в монастырь? – сыронизировала я.

- Да, на десять лет. В единственный сохранившийся монастырь Пресветлой матери.

- Это шутка такая? – не поверила я.

- Нет, все очень серьёзно. Попытка разъединить истинную пару в нашем государстве жестоко наказывается.

- Но ведь она еще ничего не сделала! – я сама не верила, но сейчас мне свекровь было откровенно жалко. Я еще не мыслила критериями драконов и десять лет для меня казались большим сроком.

- Софи, ты не знаешь, что она задумала, выходя вчера из этой комнаты. И тебе лучше не знать! Так что поверь мне на слово, десять лет — это еще маленький срок! Я бы предпочел все пятьдесят, но Патрика жалко. А за десять лет, мы понадеялись, Эванс успеет вернуть себя. – и чмокнув меня в лоб, отец отправился в сторону двери.

- Про курочку с огурчиками не забудь! – крикнула я ему вслед.

- Не забуду! – улыбнулся он. – Сейчас принесут.

На второй день я уже измеряла комнату шагами, гася в душе панику. Эванс все не приходил в себя. Лекари же, как один утверждали, что нужно подождать еще немного.

Немного, немного! Сколько?

Но медики лишь пожимали плечами.

На третий – паника сменилась гневом. Я буквально кипела, хотелось крушить все подряд. А глядя на пришедшего с осмотром Джекоба Маклауда, нестерпимо чесались руки, так хотелось расцарапать лицо. Чтобы стереть эту услужливую улыбку.

 К вечеру гнев сменился отчаяньем.

Пыталась гасить его вспышки. Но оно все сильнее поселялось в моей душе. Отчаянье и безысходность. А еще злость на судьбу, что одной рукой дарит, а другой – забирает.

Я стояла у окна. Оно открывало прекрасный вид на море. Но сейчас я его не замечала.

- Софи, не плачь! – услышала я хриплый, надсадный голос.

- Эванс?

Повернувшись к кровати, я увидела глаза. Глаза, смотрящие на меня с таким отчаяньем.

 - Эванс! – я бросилась к мужу. – Эванс ты вернулся! Ты не спишь! Ты!..

Слезы, теперь уже счастья текли по лицу, а я целовала мужа. Такого родного, такого нужного, такого любимого.

- Почему ту плачешь, Ящерка? – хрипло спросил меня Эванс.

- Теперь уже от счастья!

Мне аккуратно вытерли слезы. А потом притянули к себе, заставив лечь рядом. Сам же Эванс навис надо мной.

- Я соскучился, Ящерка! Очень, очень соскучился!

А у меня не было слов. Я лишь смотрела на такие родные черты и сердце замирало от нежности, и от любви. Сейчас я просила прощенье у Судьбы за свои недавние слова.