— Ну, значит, трое, — сказал он. — Трое против двадцати.

— Да, звучит довольно безнадёжно, понимаю. — Волшебный Язык вздохнул и поднялся с земли. — Пойдём расскажем Элинор, что ты узнал, — сказал он.

Но Фарид остался сидеть на траве. Он поднял сухую ветку, из тех, что валялись повсюду вокруг. Отличный хворост для костра. Здесь его было сколько хочешь. В прежней его жизни за таким хворостом надо было ехать очень-очень далеко. Он был на вес золота. Фарид взглянул на ветку, провёл пальцем по сухой коре и бросил взгляд в сторону деревни Каприкорна.

— Нам мог бы помочь огонь, — сказал он. Волшебный Язык посмотрел на него, не понимая.

— Как это?

Фарид подобрал ещё ветку, потом другую. Он складывал в кучу сухие сучья и ветки, которые здешние деревья сбрасывали, будто им их девать некуда.

— Сажерук научил меня укрощать огонь. Это как с Гвином: он кусает только того, кто не сумеет его схватить, а если обращаться с ним правильно, он будет слушаться. И Сажерук научил меня этому. Если мы применим его в нужное время и в нужном месте…

Волшебный Язык нагнулся, поднял сухую ветку и провёл по ней ладонью.

— А как ты загонишь его обратно, когда он разгуляется? Дождя не было уже давно. Ты оглянуться не успеешь, как холмы запылают.

Фарид пожал плечами.

— Только если не повезёт с ветром. Но Волшебный Язык покачал головой.

— Нет! — сказал он решительно. — На то, чтобы играть с огнём в этих холмах, я пойду в последнюю очередь. Давай проберёмся сегодня ночью в деревню. Может быть, нам удастся прошмыгнуть мимо часовых. Может быть, они плохо друг друга знают и примут меня за одного из своих. Ведь однажды нам уже удалось от них ускользнуть. Может быть, нам это и во второй раз удастся.

— Довольно много «может быть», — сказал Фарид.

— Знаю, — ответил Волшебный Язык. — Знаю.

— Гляди: я плюю на него! Чтоб ему сгинуть на веки веков! Увидишь владельца, скажи ему, что ты слышал! Скажи, что в тысячу двести девятнадцатый раз Дженнет Клустон призывает проклятие на его голову, на его дом, хлев и конюшню, на чад и домочадцев, на всю его родню, на его слуг и гостей — будь они прокляты до седьмого колена!

Р. Л. Стивенсон. Похищенный

(перевод М. Кан)

Фенолио быстро сумел убедить охранявшего дверь часового, что ему нужно немедленно поговорить с Бастой. Старик был мастер врать. Он плёл истории из ничего быстрее, чем паук паутину.

— Чего тебе, старик? — спросил Баста, появляясь в дверях. Он захватил оловянного солдатика. — Держи, маленькая ведьма! — Он протянул его Мегги. — Я бы бросил его в огонь, но меня здесь никто больше не слушает.

Оловянный солдатик вздрогнул при слове «огонь», усы у него стали дыбом, а в глазах отразилось отчаяние, больно кольнувшее Мегги. Ей казалось, что она слышит биение маленького сердца у себя в горсти. Она вспомнила конец этой сказки: «Тут оловянный солдатик совсем расплавился. От него остался только крошечный кусочек олова. На следующий день, когда служанка выгребала золу, она нашла в топке оловянное сердечко».

— Да, тебя здесь никто больше не слушает, мне тоже так кажется. — Фенолио смотрел на Басту сочувственно, как отец на сына, — он и был в некотором роде его отцом. — Поэтому я и хотел с тобой поговорить. — Он заговорщически понизил голос: — Хочу предложить тебе сделку.

— Сделку? — Во взгляде Басты мешались страх и высокомерие.

— Да, сделку, — тихо повторил Фенолио. — Мне скучно! Я ведь, как ты выразился, писака. Мне, чтобы жить, нужна бумага, как другим хлеб и вино или ещё что-нибудь. Принеси мне бумаги, Баста, и я помогу тебе снова получить ключи. Те ключи, что отобрала у тебя Сорока.

Баста вытащил нож. Когда он щелчком раскрыл его, оловянный солдатик так затрясся, что выронил штык.

— Как ты это себе представляешь? — спросил Баста, вычищая остриём ножа грязь из-под ногтей.

Фенолио нагнулся к нему.

— Я напишу тебе заклинание, насылающее хворь. Такое, что Мортола сляжет на много недель, и у тебя будет время доказать Каприкорну, что ключам лучше находиться у тебя. Конечно, заклинание действует не сразу, тут нужно время, но зато, когда уж оно подействует, можешь мне поверить… — Фенолио многозначительно приподнял брови.

Но Баста сделал презрительную гримасу:

— Я уже пробовал — и пауками, и петрушкой с солью. Старуху ничем не проймёшь.

— Петрушка и пауки! — Фенолио тихо рассмеялся. — Глуп же ты, Баста. Я говорю не о детском колдовстве. Я говорю о буквах. Буквы могут принести и добра и зла больше, чем что бы то ни было, уверяю тебя. — Фенолио понизил голос до шёпота: — Я ведь создал тебя из букв, Баста! Тебя и Каприкорна.

Баста отшатнулся от него. Страх и ненависть — брат с сестрой, и Мегги видела на лице Басты то и другое разом. Но она видела и другое: он верил старику! Он верил каждому его слову.

— Ты колдун! — выдавил он из себя. — И тебя, и девчонку надо бы сжечь вместе с этими проклятыми книгами, а заодно и её папашу. — И он поспешно трижды плюнул под ноги старику.

— Плюёшься? Это от чего помогает — от сглаза? — насмешливо сказал Фенолио. — Насчёт сжечь — мысль не новая, Баста, но у тебя особенно новых мыслей никогда не бывало. Ну что, мы сговорились или как?

Баста таращился на оловянного солдатика, пока Мегги не спрятала его за спину.

— Ладно, — хрипло сказал он потом. — Но я буду ежедневно проверять, что ты там нацарапал, понял?

— Конечно! — Фенолио энергично кивнул. — Да, мне бы ещё ручку. Чёрную, если можно.

Баста принёс ручку и целую стопку белой писчей бумаги. Фенолио с глубокомысленным видом уселся за стол, положил перед собой лист бумаги, сложил его, а потом аккуратно разорвал на девять частей. На каждой части он написал пять букв; буквы были везде одни и те же, витиеватые и неразборчивые. Потом он тщательно свернул все бумажки, плюнул на каждую и протянул их Басте со словами:

— Три там, где она ест, три там, где она спит, и три там, где она работает. Тогда через три дня и три ночи наступит то, чего ты хочешь. Но если проклятая найдёт хоть одну бумажку, чары тут же обратятся против тебя.

— То есть как? — Баста смотрел на бумажки Фенолио так, будто они, того гляди, нагонят на него чуму.

— Спрячь их получше, чтобы она не нашла, — ответил Фенолио коротко и подтолкнул его к двери.

— Если твоё заклинание не подействует, старик, — прорычал Баста, закрывая за собой дверь, — я исполосую тебе морду, как Грязноруку!

С этими словами он удалился, а Фенолио с довольной улыбкой прислонился к запертой двери.

— Но оно же не подействует, — чуть слышно сказала Мегги.