На моховой подстилке лежала груда темной старушечьей одежды, а в ней шевелилось что-то маленькое и живое. В первый миг мелькнула мысль, что туда забрался щенок или кошка, но куда в таком случае делось тело Торы? Неужели его унесла какая-то зимняя нечисть, такая сильная в самую длинную ночь года? А одежду, значит, оставила?

Преодолевая трепет и страх, Альвин наклонилась и ахнула. Внутри старухиной рубахи бил ножками новорожденный младенец, совсем крошечный, с красным сморщенным личиком, с кулачками меньше ореха. Вот он раскрыл ротик и требовательно заорал – должно быть, проголодался или напустил лужу в старухины рубашки.

– Гудрун… Нет, Ингрид! – с трудом соображая, крикнула Альвин. – Фрида, скорее, дай каких-нибудь пеленок, найдите там, а в котле должна быть теплая вода! Гудрун, помой и заверни ее, Хильда, сбегай за Ингрид, пусть она ее покормит! У нее ведь еще есть молоко?

Госпожа покрепче затянула концы покрывала пониже тяжелого пучка волос, потом посмотрела на тот камень, где оставила ребенка.

Ребенка на камне не было.

Госпожа огляделась, потом легким усилием воли изменила взгляд и опустилась на иной уровень.

Здесь прямо перед ней оказалась дверь – дверь в человеческое жилище.

Госпожа постучала – здесь было так принято, – а потом вошла, то есть просто оказалась по ту сторону.

И сразу увидела ребенка.

Девочка лежала на скамье возле горящего очага, а вокруг нее столпились люди: они ахали, охали, всплескивали руками. Девочка спала в туго замотанных пеленках и сыто причмокивала. Люди смотрели на нее с таким изумлением, как будто никогда не видели новорожденных младенцев. Однако, как ни были они увлечены этим зрелищем, появление Госпожи заметили сразу все, даже те, кто стоял к двери спиной.

Ее нельзя было не заметить – молодую женщину в светлых одеждах, которая сияла в полутьме зала, как луна в облачном зимнем небе. Мягкий свет струился от ее лица, рук, головного покрывала, она источала ласковое тепло, как само весеннее солнце, такое далекое и немыслимое в это хмурое зимнее утро. Ее присутствие наполняло воздух ощущением благополучия, доброты, любви и счастья. Больные забыли о своих болезнях, а старики – о своей старости. Она несла с собой силу и молодость вечно обновляющейся жизни, и рядом с ней каждый становился таким же, как она.

Альвин в изумлении поднялась на ноги. Она уже утвердилась в мысли, что Тора, из дряхлой старухи опять став новорожденным младенцем, снова проживет целую жизнь за один год, взрослея каждый месяц на шесть лет, и даже, может быть, снова выйдет замуж за Бьёрна…

Но нет. Только увидев лицо женщины – женщины, которая никогда не жила в их округе, но казалась знакомой, – Альвин сразу поняла, что сбылось ее самое первое предсказание. За девочкой пришли. За ней пришла ее настоящая мать, и услуги Ингрид или Гудрун ей больше не понадобятся.

Пожалуй, только такой и могла быть ее мать. Та, что всегда выбирает любовь и именно в ней видит свой первый долг.

– Я вижу, вы хорошо позаботились о моей дочери, – сказала Госпожа, ласково кивнув Альвин и обводя сияющим взором всех вокруг – служанок и работников, хирдманов и рыбаков, собравшихся на пир к Северному ярлу. – Как я могу отблагодарить вас?

– Она уже наградила нас… – начал Тормунд ярл, сразу понявший, откуда взялись небывалый приплод скота и удача во всех морских промыслах. Но Альвин перебила его.

– Сделай так, Госпожа, чтобы Северный замок не остался без ярла, но чтобы я могла назвать своим мужем того, кого я люблю, – попросила она.

Она не знала, кто эта женщина, которую хотелось назвать не иначе как Госпожой, но была уверена, что той по силам исполнить любое желание. Даже по-иному заплести нити человеческих судеб.

– Это очень легко исполнить. – Госпожа подошла ближе и протянула руки: – Дай мне мою девочку.

Альвин взяла младенца со скамьи и подала Госпоже. Та прижала девочку к груди и улыбнулась Альвин.

– Для этого нужно совсем немного. Иди туда, куда влечет тебя твое сердце, выбирай большой мир, если чувствуешь, что ты рождена для него. А я обещаю, что Северный ярл доживет до того времени, когда внук его подрастет и возьмет в руки Пламя Льда.

Альвин еще не нашла что сказать, а Госпожа уже повернулась к двери и исчезла. Она не вышла из замка, а просто перенеслась на иной, на свой уровень бытия, где за этот человеческий год прошло не больше времени, чем нужно женщине, чтобы поправить волосы.

Здесь за ее спиной уже не было ни двери, ни замка, ни острова. Она стояла на самой нижней точке года, там, где солнце умирает вместе с земным временем, чтобы незамедлительно родиться вновь.

Госпожа поудобнее взяла ребенка и сделала первый шаг. Перед ней лежал долгий подъем.

Декабрь 1996 – май 1997 г.

Москва

Альвхейм – один из девяти миров, мир светлых альвов.

Альвы – духи плодородия, по положению ниже богов. Делятся на две группы: темные (свартальвы, см.) и светлые (льесальвы, они же просто альвы). Светлые альвы обитают в Альвхейме (см.). Как говорит о них «Младшая Эдда», «светлые альвы обликом своим прекраснее солнца».

Асгард – небесная крепость, место обитания богов-асов. Буквально означает «ограда асов». В нем находится множество прекрасных чертогов, в которых обитают боги. Асгард окружен высокой каменной стеной, построенной великаном, и ведет в него радужный мост Биврёст, непреодолимый для врагов.

Асы – род богов, предмет основного культа Древней Скандинавии. В союзе с ними выступает другой божественный род – ваны (см.). Главой асов является Один, а прочие – в основном его дети и внуки.

Бальдр – второй сын Одина. «О нем можно сказать только доброе. Он лучше всех, и все его прославляют. Так он прекрасен лицом и так светел, что исходит от него сияние. Он самый мудрый из асов, самый красноречивый и благостный. Он живет в месте, что зовется Брейдаблик, на небесах. В этом месте не может быть никакого порока…»[18]Был убит слепым Хедом стрелой из побега омелы и остался у Хель, несмотря на попытки вызволить его. Видимо, в его образе отразились культовые жертвоприношения: Бальдр – «умирающий и воскресающий бог», символ ежегодно обновляющейся растительности. Бальдру было посвящено воскресенье.

Бергбуры – сверхъестественные существа, близкие троллям (см.).

Берсерк – буквально «медвежья шкура» или «медвежья рубашка». Так называли могучего воина, способного во время битвы приходить в исступление, когда сила его увеличивалась многократно и он не замечал боли. Про одного берсерка рассказывают, что он сражался со стрелой в спине. В исступленном состоянии берсерк отождествлял себя со зверем: волком или медведем. Толком не известно, было ли это явление результатом тренировок или видом психического расстройства. Есть также сведения, что берсерки достигали этого состояния с помощью специальных наркотических средств. Стать берсерком мог не каждый. Конунги считали нужным иметь в числе своей дружины берсерков, но обыкновенные люди предпочитали избегать общения с ними, поскольку «беспризорный» берсерк представлял большую опасность для окружающих, а справиться с ним было очень трудно.