Безотносительно мифической истории, сейчас бартер действительно является быстрорастущей формой экономического обмена, поскольку объединенные в сеть компьютеры решают проблему одновременности. Один недавний пример касался корпорации China Railway, General Electric и Tyson Foods. У China Railway был покупатель, птицепромышленник, который объявил себя банкротом, в результате чего железная дорога стала обладателем мороженой индейки, предоставленной в качестве залога. General Electric продавала железной дороге газотурбовоз с электрической передачей, и China Railway осведомилась, не может ли она заплатить за локомотивы замороженной индейкой. GE, у которой есть отдел торговых операций по электронному бартеру в количестве 18 человек, быстро установила, что Tyson Foods China примет поставку индейки за наличные. China Railway поставила груз индейки Tyson Foods, которая выплатила наличные GE, а затем GE поставила газотурбовозы China Railway. Сделка между GE и China Railway в действительности была обменом индейки на турбовозы, и никакие деньги из рук в руки не переходили. Безналичный обмен, может, и не был частью прошлого, но все больше становится частью будущего.

Оба примера – биткойн и бартер – иллюстрируют, как доллары с каждым днем становятся все менее необходимыми. Это также видно в расцвете региональных торгово-валютных блоков, таких как Северо-Восточная Азия и связь между Китаем и Южной Америкой. Трехсторонняя торговля между Китаем, Японией и Кореей и двусторонняя торговля между Китаем и его соответствующими торговыми партнерами в Южной Америке находятся в числе самых крупных и быстрорастущих торговых взаимоотношений в мире. Ни одна из используемых при этом валют: юань, иена, вон, реал и песо – не приближается к тому, чтобы стать резервной. Но все прекрасно служат торговыми валютами для сделок, счета по которым ранее выставлялись в долларах. Торговые валюты используются как временный способ вести счет торгового баланса, тогда как резервные валюты располагают обширным количеством потенциально инвестиционных активов, используемых для аккумулирования благосостояния. Даже если эти местные валюты используются для торговли, а не для резервов, каждая транзакция отражает снижение роли доллара.

Если перефразировать Хемингуэя, доверие к доллару утрачивается сначала постепенно, а потом сразу[272]. Виртуальные валюты, новые торговые валюты и отсутствие любой валюты, как в случае бартера, – все это симптомы медленной, постепенной потери доверия к доллару. Все это симптомы, а не причина. Причины снижения доверия к доллару – это двойная угроза инфляции и одновременно дефляции, ощущение со стороны многих, что доллар больше не является средством накопления, это лотерейный билет, потенциально стоящий куда больше или меньше номинала по причинам, находящимся за пределами контроля обладателя. Паническая покупка золота и экстренный выпуск СПЗ для восстановления ликвидности, когда это потребуется, станут сигналами стадии быстрой потери доверия.

Волкер был прав в своем утверждении, что доверие необходимо для стабильности любой системы бумажной валюты. К несчастью, ученые-теоретики, которые сейчас отвечают за кредитно-денежную политику, концентрируются исключительно на количественных показателях и самонадеянно принимают доверие как должное.

Вслед за нападениями 11 сентября на Нью-Йорк и Вашингтон, разведывательное сообщество США упрекали за неспособность выявить и предотвратить заговоры по угону самолетов. Эта критика достигла крещендо, когда обнаружилось, что отдельные фрагменты оперативной информации, связывающие террористов и обучение летному делу, были по отдельности известны ЦРУ и ФБР, но оба агентства не смогли поделиться информацией или связать факты в единое целое.

Колумнист The New York Times Том Фридман предложил лучшее описание того, что именно пошло не так. Фридман написал, что «11 сентября было не провалом разведданных или координации. Это была несостоятельность воображения»[273]. Фридман считал, что даже если бы все факты были известны и различные разведывательные службы ими бы поделились, заговор все же не был бы раскрыт, потому что он был слишком необычным и слишком зловещим, что не соответствовало предвзятому мнению аналитиков о способностях террористов.

С похожей задачей сталкиваются сейчас лица, принимающие в США политико-экономические решения. Данные по экономической эффективности, безработице и наращиванию деривативов внутри мегабанков легкодоступны. Традиционные экономические модели представлены в изобилии, и ими оперируют одни из лучших и наиболее способных аналитиков. Нехватки информации не существует, как и ограничения в оперативных данных, отсутствующая деталь – это воображение. Аналитики ФРС и Уолл-стрит, связанные с использованием моделей, основанных на циклах экономической активности прошлого, кажется, неспособны вообразить опасности, которые в действительности стоят перед экономикой США. Продемонстрированная в ходе нападений 11 сентября несостоятельность попыток вообразить худшее часто выливается в неспособность его предотвратить.

Самая худшая из экономических опасностей, которые стоят перед США, обманчиво проста. Вот как она выглядит:

В этом тождестве первая цифра обозначает номинальный рост, вторая цифра обозначает инфляцию или дефляцию, а правая сторона тождества равна реальному росту. Более привычное представление этого равенства выглядит так:

В этом привычном виде равенство говорит, что мы начинаем с 5 % номинального роста и отнимаем 2 % инфляции, чтобы достичь 3 % реального роста. Номинальный рост – это общая стоимость товаров и услуг, производимых экономикой, а инфляция – это изменение в уровне цен, которое не отражает действительную производительность. Чтобы получить реальный рост, надо отнять инфляцию от номинальной стоимости. Эту же самую поправку на инфляцию можно применить к стоимости активов, процентным ставкам и многим другим результатам обработки данных. Чтобы получить реальную стоимость, необходимо вычесть инфляцию из декларированной или номинальной стоимости.

Когда инфляция превращается в дефляцию, корректировка цены приобретает отрицательное значение, а не положительное, потому что в условиях дефляции цены снижаются. Выражение (-1) – (-3) = 2 описывает, что номинальный рост —1 % минус изменение цены на -3 % дает 2 % реального экономического роста. В действительности влияние снижения цен более чем сглаживает снижение номинального роста и таким образом производит реальный экономический рост. Этих условий не было заметно в Соединенных Штатах с конца XIX века. Но они не редки в принципе и не невозможны для США; в действительности, таково было положение Японии в части прошедших 25 лет.

Первое, что необходимо заметить касательно этого тождества, – это то, что реальный экономический рост 2 % слаб по историческим стандартам, но приблизительно равен экономическому росту США с 2009 г. В качестве альтернативного сценария, используя вышеприведенную формулу, предположим, что дефляция составляет 4 %, как это в действительности было с 1931-го по 1934 гг. Сейчас выражение имеет вид (-1) – (-4) = 3. В этом случае реальный рост экономики составит 3 %, куда ближе к тенденции и, возможно, не на уровне депрессии. Однако ситуация высокой дефляции, нулевой процентной ставки и продолжающейся высокой безработицы напоминает депрессию. Это пример «зазеркального» качества экономического анализа в ситуации дефляции.