Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тоннара — это ритуал.
Тоннара — это место, где целые семьи на протяжении сотен лет жили и делали свое дело: мужчины — в море, женщины — на берегу. Зимой готовили суда и чинили сети. Весной и летом выходили на забой тунца или занимались обработкой рыбы.
«Морской свиньей» называют эту бестию с бессмысленным взглядом, потому что все в ней идет в ход, ничего не пропадает: красное нежное мясо после обработки засаливают и продают в больших бочках; кости и кожу, высушив и размельчив, используют в качестве удобрений; жир заливается в светильники; икру, извлеченную из рыбы, солят, сушат и получают ценную боттаргу.
Тоннара жива, пока есть тунец.
Соль и тунец всегда вместе — даже будучи на суше, тунец не может покинуть море.
* * *
Наместник Королевства Сицилия, Карло Филанджери, князь Сатриано, герцог Таормины в награду за заслуги при подавлении восстания на Сицилии в 1849 году, сидит в своем богатом кабинете, облицованном деревянными панелями, украшенном гербом города Палермо. Конец октября. За окном теплое солнце ложится на крыши города и плетет кружевные тени в зубцах по карнизу собора.
Перед ним несколько писем: огненные слова, фразы, источающие злобу, — бумажная дуэль между Винченцо Флорио и Пьетро Росси.
Два года назад, в 1850 году, по ходатайству самого Филанджери Винченцо Флорио был назначен торговым представителем Королевского банка «Королевское достояние за маяком», то есть на Сицилии. Он был уверен, что Флорио готов шагнуть за границы торговой деятельности. Человек с его умом мог быть полезен и в королевском ведомстве.
Филанджери массирует виски, приглаживает завитки низких бакенбардов. Неприятное ему предстоит дело.
Пьетро Росси — председатель правления Королевского банка. Человек, близкий к короне, могущественный, уважаемый, педантичный, неуступчивый. Требует от всех максимальной четкости. И человеку подобного склада, цельному по характеру, конечно, не может понравиться такой, как Флорио, который быстро принимает и так же быстро меняет решения, который затевает одно дело и тут же откладывает его ради другого, который только и думает, что о собственном обогащении.
— Пусть этот разбогатевший босяк занимается торговлей, — как-то сказал про него Росси. — Пусть гоняет по морю свои корабли, а политику оставит тем, кто действительно хочет служить на благо общества.
Не прошло и недели, как Росси в письменной форме предоставил доказательства того, что Винченцо не исполняет обязанности торгового представителя должным образом: отсутствует без уважительной причины на советах, не участвует в регистрационной деятельности. В конце докладной записки Росси выразил надежду, что Флорио подаст в отставку, дабы избежать позорного увольнения от должности, по его мнению, неизбежного.
Филанджери, однако, не мог передать записку дальше по инстанции, не поставив в известность Винченцо Флорио. Вызвал к себе и рассказал, как обстоят дела. И тем самым подтвердил подозрения, которые недавно зародились у Винченцо.
— Значит, я для этой службы не гожусь? Так получается? — тихо проговорил Винченцо. — Он порочит меня и перед министром королевства, и перед министром финансов здесь, на Сицилии, и перед вами.
— Ну что вы, дон Флорио!.. Вы могли бы более активно участвовать в деятельности Королевского банка. Присутствовать на советах, например. В конце концов, на вас работает много людей, и, полагаю, есть доверенные лица, которые могут вас заменить. А может, и в самом деле, вам отказаться от должности, которая не приносит ни выгоды, ни денег? Зачем усложнять свою жизнь?
— Благодарю за заботу, но я сам знаю, как управляться с моим торговым домом. Дело только тогда успешно, когда сам все контролируешь, — ответил Винченцо с мрачным видом. — Чтоб такой, как Росси, указывал, как мне себя вести, — да это оскорбление чистой воды! Я не сижу на месте и благодаря этому даю заработать десяткам семей в городе! А послушать его, так мне надо сидеть и ждать, пока придут распорядители и принесут платежные квитанции или накладные на погрузку. Бумажками заниматься! Это исключено, и я объясню почему. Многие предприятия должны управляться… изнутри. Только те, кто работает здесь или у кого есть друзья в таком месте, — он широко расставляет руки, указывая на палаццо, в котором они находятся, — думают о деньгах. Вы — мой друг, и я благодарен вам, но меня меньше всего интересуют деньги за мою службу, — я люблю работать.
Винченцо посмотрел на наместника исподлобья. Усталым, но решительным взглядом.
— Вы должны мне помочь, князь.
Филанджери провел языком по губам и вытер потные ладони о штанины. Винченцо не просил его об одолжении — он только что отдал ему приказ.
— Это не так легко, дон Флорио, вы же знаете. Он обвиняет вас и привлек министра. Мне нужно будет подать прошение и…
— Так подайте, — перебил его Винченцо. — Пошлите его министру, как положено. Я не хочу ставить вас в затруднительное положение, ни в коем случае. Но хотел бы напомнить, что я умею быть признательным к друзьям и безжалостным к недругам. И вы прекрасно знаете, сколь большой может быть моя благодарность.
Филанджери промолчал, ограничившись взглядом. Винченцо Флорио всегда был его спасительным якорем. Когда из-за его привычки жить на широкую ногу долги стали непомерными и угрожающей тенью над ним нависло банкротство, рядом оказался Флорио, готовый помочь. Конечно, он тоже его выручил, сразу после революции, но все это ничто в сравнении с тем, что всякий раз делает для него Флорио…
Выбора не было. Он передал докладную Росси министру финансового департамента Сицилийского наместничества, добавив от себя, что подобное предложение по меньшей мере спорное и было бы правильнее найти другой выход из создавшегося положения. Что не следует слишком сурово поступать в данном случае.
Просьба Росси об отставке Флорио была отклонена.
Но Росси не сдался. И Винченцо тоже.
Как бы ни закончилась эта история, она закончится плохо, вздыхает Филанджери. Он встает, собирает письма. Тяжело садится. Он сам поговорит с министром финансов. Это дело слишком затянулось и рискует парализовать деятельность Королевского банка. И добавит, что никому не советует вставлять палки в колеса такому человеку, как Флорио.
* * *
По прибрежной дороге, ведущей в Марсалу, в сопровождении двух охранников на лошадях, подгоняемый хлестким ветром катится экипаж. Доезжает до бальо семьи Флорио, въезжает в ворота, со скрипом останавливается. Лошади храпят от усталости.
Ноябрьское небо как бесцветное покрывало. Море, серое, неспокойное, неразборчиво выражает свое недовольство. Эгадские острова — едва различимые пятна на горизонте. Осень 1852 года вторглась без спроса и принесла с собой дни, пронизанные сухим морозом, иссушающим землю.
— Добро пожаловать.
Джованни Порталупи приветствует зятя рукопожатием.
— Здравствуй, — холодно отвечает Винченцо. — Какой глупый день. Сплошные тучи и ветер. Хоть бы дождь пошел!