ловушке, и что какой бы силой не обладала эта безвкусная безделушка, она же не отвратила роковую гибель стольких наших врагов сразу.

Пропала чашка — и плевать на нее! Это ничего не изменит. Все идет по моему плану, конец стремительно приближается. До моей короны и наступления моего царства террора осталось всего ничего. О, мой триумф для многих станет концом.

Некоторые монархи при вступлении на престол объявляют о помиловании своих противников и о прощении совершенных против них грехов. А я поступлю наоборот. Кровь зальет Британию от севера до юга! Думаю, начну с главных фигур, а дальше… ну, всему свое время.

Нет, все-таки мне нужна эта чашка. Пусть Моргауза найдет ее раньше, чем эти дураки поймут, что они потеряли. Даже думать не хочу о том, что они найдут ее первыми. Так не пойдет. Придется вмешаться.

— Брат, — говорил Передур, едва переставляя ноги, — ну зачем это все? Вы напрасно беспокоитесь. — Он сделал еще пару шагов и остановился. — Герейнт, — обратился Передур к молодому воину, — ты же мой родственник. Скажи им!

Борс сзади подтолкнул следопыта острием меча.

— Давай, двигай вперед, друг.

Передур сник. Кажется, он не собирался больше сопротивляться.

— Наверное, вы мудро поступаете, подозревая меня, — сказал он, сделав еще пару шагов. — Только я не понимаю, чего вы добиваетесь? Это же бессмыслица.

Тут даже я начал сомневаться. Что я надеялся доказать, поставив его перед алтарем? Вряд ли в этом был хоть какой-то смысл. Дурак! Что я делаю? Неужели противник настолько заморочил нам голову, что мы уже не можем отличить друга от врага? Надо его отпустить!

Словно вторя моим мыслям, Передур сказал:

— Отпусти меня, я не буду обижаться. Поверьте мне; мы еще можем найти остальных, но надо торопиться.

Будь я один, тут же отпустил бы его. Мне очень хотелось это сделать, и как-то забылось, что я намеревался поставить его перед алтарем. Но Борса так легко с пути не сбить.

— Поберегите дыхание, — приказал он молодому воину. — Это недолго, и вреда никакого для тебя здесь нет.

С этими «веселыми» разговорами мы и подошли к двери часовни. Я убрал нож, положил руку Передуру на затылок, пригибая голову, чтобы протолкнуть в низкий вход. Он послушно наклонился, но едва его нога коснулась порога, замер.

— Не пойду! — вдруг выкрикнул он и попытался вывернуться. Но я был готов и держал парня крепко. — Это же ничего не доказывает. Я не хочу!

Борс, стоявший у меня за спиной, без разговоров втолкнул его в часовню. Следопыт уперся.

— Иди, иди, парень, — заворчал Борс. — Чего это ты вдруг испугался?

— Не хочу! — на этот раз в голосе Передура звучала непреклонная решимость. Он вцепился в притолоку. — Не пойду!

Однако Борс был куда сильнее и крупнее, и как бы не упирался Передур, для меня исход был ясен. А следопыт кричал теперь уже в бешенстве, он не хотел сделать ни шагу. Но Борс хотел другого. Он нагнулся и могучим рывком втолкнул сопротивляющегося воина в часовню.

От толчка Передур повалился на колени на каменный пол, и Борс встал над ним, протягивая руку, чтобы помочь встать. Я протиснулся следом и тоже протянул руку воину.

— Ничего страшного, — увещевал я его, — просто подойди и встань перед алтарем.

Поскольку я держал парня за руку, дрожь, сотрясшая его тело, передалась и мне. Он повернул голову и попытался укусить меня. Бросив взгляд на его искаженное лицо, я отпрыгнул в сторону.

— Борс! — позвал я. — Помоги-ка мне!

В этот момент Передур издал ужасный гортанный рык, вскочил на ноги и отшвырнул Борса в сторону, как если бы перед ним был маленький ребенок. Борс, не ожидавший нападения, упал на бок, ударившись головой о каменный пол. Я бросился к нему на помощь, а Передур, сотрясаясь всем телом, завыл, как зверь.

— Борс! — отчаянно закричал я. — Очнись! Вставай!

Яростное рычание наполнило часовню. Я оглянулся и не узнал Передура. Он стоял, низко опустив голову на грудь; нижняя челюсть выдавалась вперед, а рот раззявлен, обнажая страшные зубы, острые и странно изогнутые; плечи раздались, руки стали толще, спина шире, и она горбилась буграми мышц. Но больше всего меня поразили глаза — красные и дикие, лезущие из орбит, готовые вот-вот лопнуть.

Не прекращая выть, он медленно шагнул ко мне и вытянул длинные руки с пальцами, похожими на когти. Борс лежал без сознания, я искал его меч и не находил.

— Герейнт! — заорал я.

Молодой воин влетел в часовню. Не секунды не задумываясь, он встал с обнаженным мечом между чудовищным Передуром и мной. Однако существо, казалось, не обратило на него внимания. Он пускало слюни, как загнанный волк, и рычало. Я видел перед собой олицетворенную жажду убийства.

Клинок в руке Герейнта не дрогнул. Тварь ринулась вперед, Герейнт ловко увернулся и ударил мечом по руке существа.

— Именем Господа, стой, где стоишь! — холодно предупредил Герейнт.

Тварь запрокинула голову и завизжала, скрежеща зубами и царапая воздух. Продолжая вопить, она снова ринулась вперед. Громкий звук все же привел Борса в сознание. Он попытался привстать, но снова упал.

— Я с тобой, брат, — произнес я, прикрывая его.

Герейнт неожиданно перевернул меч, подняв рукоять, подобную Святому Кресту, в точности так, как это сделал Артур при освящении Святилища Грааля. Он выставил рукоять меча прямо перед мордой зверя.

Существо взревело и отшатнулось. Герейнт шагнул вперед, держа меч-крест.

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, изыди!

Зверь издал леденящий разум крик и начал царапать себя, словно пытаясь оторвать уши от собственной отвратительной головы. Потом рухнул на колени, завывая и скрежеща зубами. Бесстрашный Герейнт сделал еще шаг, призывая Христа.

Злобная тварь кричала, не переставая, словно пыталась заглушить криком собственные мучения. Она начала меняться: тело вытягивалось, становясь все тоньше и выше, пока узкая голова не коснулась потолка часовни, тело подломилось, словно не выдержав собственного роста, и упало, согнувшись пополам. Однако пол, украшенный символами, пришелся ему не по вкусу, старь корчилась и билась головой о каменные плиты.

Герейнт, непреклонный, с твердым, будто окаменевшим лицом, сжимал импровизированный крест и надвигался на зверя. Жалобно вопя, существо продолжало меняться, его истончившееся тело покрылось чешуей, его ужасный голос