Еврофилы нередко критиковали Тони за недостаточность усилий по популяризации Европы. Они были несправедливы. Действительно, в Британии евроскептицизм широко распространен — зато неглубок. Британцев можно заставить полюбить Европу, вот только одной официальной директивы для этого мало. Профсоюзный лидер Дэвид Тримбл в своей речи по поводу получения Нобелевской премии назвал Северную Ирландию «холодным домом» для католиков; домом с толстыми стенами и надежной кровлей, но с неприветливыми хозяевами. То же можно сказать о Европе для британцев. Отчасти виною — наша историческая обособленность, отчасти — тот факт, что мы до сих пор оглядываемся на остальной мир, а лучше бы обозрели ближний план — континентальную Европу. Британский евроскептицизм во многом обусловлен нашим восприятием Европы как некоего стихийного бедствия, в то время как следовало бы считать ее явлением, поддающимся контролю с нашей стороны. Британцы чувствуют себя беспомощными; им кажется, что Европой правят французы и немцы. А вот если бы Британия побыла лидером Евросоюза достаточно долгое время, если бы сумела избавить британцев от впечатления «холодного дома», которое производит на них Европа, мы бы, пожалуй, чувствовали себя увереннее — как французы и немцы.

Мы начали было межпартийное проевропейское движение; толку из этого не вышло. В 1998 году Майкл Хезелтайн, Кен Кларк и Пэдди Эшдаун вместе с целым рядом ведущих бизнесменов запустили программу «Британия в Европе». Проевропейски настроенные консерваторы пытались обвинить Тони и Гордона в провале программы — дескать, недостаточно смелости явлено; но они сами тогда уже относились к вымирающим видам и политического прикрытия обеспечить не сумели. Надежда постепенно таяла. В 2003 году Кен Кларк сказал Тони, что, по мнению его сторонников, он стал бы лидером консерваторов, если бы оставил свои проевропейские взгляды; Кен не был к этому готов. Хезелтайн не снижал активности — например, в 2004 году защищал европейскую конституцию, между тем как Кен Кларк и его сторонники красноречиво отмалчивались. Я убедил Тони позвонить Кену. Тони позвонил — и Кен перечислил ему целый ряд уважительных причин, на любой вкус. Истинной же причиной мы сочли остатки лояльности к Майклу Говарду, с которым Кен учился в университете.

К чему мы не были готовы, так это к необходимости выбирать между Европой и США. По традиции, британский премьер должен пойти по одному из двух путей; Эдвард Хит был проевропейцем и антиамериканцем; Маргарет Тэтчер — наоборот. На самом деле ситуация давно является источником головной боли для британских премьеров. Тони как-то назвал Британию этаким мостом между Европой и Америкой; метафору не высмеивал только ленивый, а зря — она достаточно ярко характеризует положение британских лидеров. Мы хотели использовать свои отношения с Европой и Штатами для укрепления отношений между Европой и Штатами. В сентябре 2002 года Шрёдер попросил помочь ему с Бушем — и соответствующая попытка была нами предпринята. Аналогичным образом Ангела Меркель после победы на выборах в 2005 году ждала от нас содействия своим усилиям восстановить американо-германские отношения. Тони убедил Буша встретиться с Ангелой. Меркель предложила Бушу регулярно устраивать с ней видеоконференции вроде тех, что Буш устраивал с Тони. Правда, Буш не внял. И наоборот, мы пытались добиться от Буша шагов в сторону урегулирования отношений с европейцами после вторжения в Ирак. В сороковых годах XX века лорд Исмей определил цель НАТО следующим образом: «Держать русских подальше, американцев — поближе, а немцев — пониже». После войны в Ираке Генри Киссинджер перефразировал знаменитое высказывание лорда Исмея: «Французов наказать, немцев проигнорировать, русских перестрелять». То был его совет Бушу. Мы сочли такой подход ошибочным и уговорили Буша первым протянуть Европе руку; правда, убедиться в пользе нашего совета Буш так и не смог, ибо популярность его упала ниже плинтуса, никто в Европе не хотел с ним дружить.

С мостом все в порядке, пока два берега, им соединяемые, не начнут отдаляться. Латать дыры — занятие неприятное и неблагодарное; мы это поняли в ходе Иракской войны. К идее разделения Европы на Новую и Старую мы отношения не имели; зато это разделение показало, до какой степени жителям стран Центральной и Восточной Европы надоели французы и немцы. Впрочем, разделение на Новую и Старую Европу, равно как и разделение по принципу «Франция, Германия и Россия — против остальных» — ошибочно. Макиавелли на эту тему замечает: «Сомневаюсь, чтобы расколы когда-либо кончались добром; более того, если подойдет неприятель, поражение неминуемо»[206].

Соглашаясь выбирать между Штатами и Европой, британский премьер-министр делает ужасную ошибку. Британия рулит во многом потому, что знает, на какой рычаг и в какой момент нужно нажать; мы лидируем в Европе; в то же время к нам прислушиваются в США. Отказ от отношений с одной из сторон, а то и с обеими, обернется для Британии катастрофой. Стало быть, наша миссия — восстановить единство города, который подвергся расколу.

Война и мир

Макиавелли убежден в следующем:

«Государя уважают также, когда он открыто заявляет себя врагом или другом, то есть когда он без колебаний выступает за одного против другого — это всегда лучше, чем стоять в стороне. Ибо когда двое сильных правителей вступают в схватку, то они могут быть таковы, что возможный победитель либо опасен для тебя, либо нет. В обоих случаях выгоднее открыто и решительно вступить в войну. Ибо в первом случае, не вступив в войну, ты станешь добычей победителя, к радости и удовлетворению побежденного, сам же ни у кого не сможешь получить защиты; победитель отвергнет союзника, бросившего его в несчастье, а побежденный не захочет принять к себе того, кто не пожелал с оружием в руках разделить его участь»[207].

Именно этим принципом Тони Блэр руководствовался в построении отношений как с правительством Клинтона, так и с правительством Буша. Именно поэтому британские СМИ прицепили ему кличку «пудель Буша». Подобно Макиавелли, Тони не видел веских причин занимать двойственную позицию, освоенную Гарольдом Уилсоном или, к примеру, Тедом Хитом, бывшими у власти одновременно с успешными американскими правительствами. Имеет смысл дистанцироваться от действий американской администрации, если не считаешь эти действия правильными; имеет смысл и обнародовать свое искреннее «за». Не имеют смысла только метания между двух огней. По мнению Тони, Британии следовало делать ставку на Соединенные Штаты, ибо Штаты являются сверхдержавой, от них зависит безопасность во всем мире. Вот Тони и стремился «обнять их крепче»[208]. По Макиавелли, попытка услужить и нашим и вашим всегда оборачивается презрением и тех, и других. Нелогично быть членом Европейского Союза, но стоять в стороне и жаловаться на отсутствие политического веса. Так же и в отношениях с президентом США. Хочешь, чтобы он к тебе прислушивался, — убеди его в своей преданности. Когда Тони пришел к власти, он и не думал воевать; однако при нем Британия участвовала в пяти войнах. Такого ни при одном британском премьере в обозримом прошлом не бывало. Поэтому полезно проследить причины феномена.