Они замыкаются в молчании. Но, снова увидев Вуди и Гиллеля, воодушевляются. Ездят к ним, чтобы чем-то себя занять. Вновь радуются всем сердцем, если те на несколько дней возвращаются домой. Тогда все снова деятельны, дом оживает, надо закупить продукты на четверых. А потом дети уезжают, и опять воцаряется тишина.

Понемногу без Гиллеля и Вуди пустота захватила не только дом в Балтиморе, но и весь жизненный цикл тети Аниты и дяди Сола. Все стало иначе. Они изо всех сил старались вести себя как прежде: ездили в Хэмптоны, в “Буэнависту”, в Уистлер. Но без Вуди с Гиллелем все эти счастливые места нагоняли на них тоску.

В довершение всего университет мало-помалу совсем поглотил сыновей. Дяде Солу и тете Аните казалось, что они их теряют. У тех был футбол, университетская газета, лекции. Для родителей времени оставалось все меньше. А когда они наконец встречались, в рассказах постоянно звучало имя Патрика Невилла.

Для дяди это было страшным ударом.

Он стал чувствовать себя не таким значительным, не таким необходимым. У него, главы семьи, советчика, наставника, всемогущего мудреца, почва уходила из-под ног. Над Гиллелем и Вуди нависала тень Патрика Невилла. Сидя в пустыне Оук-Парка, дядя Сол чувствовал, как постепенно отдаляется от детей, а его место занимает Патрик.

Когда Гиллель с Вуди приезжали в Балтимор, они рассказывали, какой Патрик отличный, а когда дядя Сол с тетей Анитой оказывались в Мэдисоне на матчах “Титанов”, они прекрасно видели, что между их детьми и Патриком существует какая-то особая связь. Мои кузены нашли новый образец для подражания – более красивый, более сильный, более богатый.

Всякий раз, как заходил разговор о Патрике, дядя Сол ворчал:

– Да что такого замечательного в этом Невилле?

В Мэдисоне Патрик был на своей территории. Если Вуди с Гиллелем нужна была помощь, они теперь обращались к Патрику. Если перед ними вставали вопросы футбольной карьеры, они снова шли к тому же Патрику.

– Почему они вечно зовут Патрика? – злился дядя Сол. – Мы для них уже ничего не значим? Мы для них недостаточно хороши? Чем он лучше меня, этот чертов Невилл-из-Нью-Йорка?

Так проходит год, потом два. Дядя Сол опускается. Жизнь в Балтиморе его больше не устраивает. Он хочет, чтобы им снова восхищались. Теперь он больше не думает о тете Аните, он думает только о себе. Они вдвоем едут на несколько дней в “Буэнависту” наладить отношения. Но все не так. Ему не хватает сыновей, которые его любят, не хватает племянника Маркуса, который восхищался бы его роскошной квартирой.

Тетя Анита говорит, что счастлива, что они снова вдвоем, у них наконец появилось время для себя. Но это спокойствие не по вкусу дяде Солу. В конце концов она говорит:

– Я скучаю по тебе, Сол. Скажи, что ты опять любишь меня. Скажи то, что говорил тридцать лет назад.

– Дорогая, если ты скучаешь, давай заведем собаку.

Он не замечает, что жена встревожена. Она отлично видит в зеркале, что постарела. Ее неотступно преследуют вопросы: он не обращает на нее внимания потому, что зациклен на Патрике Невилле, или потому, что она его больше не привлекает? Она смотрит в Мэдисоне на двадцатилетних девушек с упругим телом и литыми грудями и чувствует, что завидует им. И даже идет к пластическому хирургу, умоляет помочь ей. Пусть он поднимет ей обвисшую грудь, разгладит морщины, сделает крепкими ягодицы.

Она несчастна. Муж чувствует себя брошенным и заодно бросает и ее. Она готова молить его не отворачиваться от нее из-за того, что она постарела. Пусть он скажет, что не все для них потеряно. Пусть полюбит ее, как раньше, хотя бы в последний раз. Она хочет быть для него желанной. Пусть полюбит ее, как прежде. Как любил в комнатушке в университете Мэриленда, в “Буэнависте”, в Хэмптонах, как любил в первую брачную ночь. Как любил, чтобы сделать ей Гиллеля, как любил на проселочной дороге, на сиденье своего старого “олдсмобиля”, как любил бессчетное количество раз жаркой ночью на их террасе в Балтиморе.

Но Солу не до нее. Он не хочет восстанавливать семью, не хочет вспоминать прошлое. Ему хочется возродиться. При любом удобном случае он отправляется на пробежку по кварталу.

– Ты же никогда в жизни не бегал, – говорит тетя Анита.

– А теперь бегаю.

На ланч он уже не желает есть те блюда, что она приносит ему из “Стеллы”. Не хочет ни пасты, ни пиццы, ест одни салаты без заправки и фрукты. Ставит в гостевой комнате штангу и зеркало на полу. Упражняется каждую свободную секунду. Он худеет, становится более подтянутым, меняет туалетную воду, покупает новую одежду. По вечерам его допоздна задерживают клиенты. Она ждет.

“Прости, у меня был ужин”, “Мне страшно жаль, но придется поехать по делам туда-то и сюда-то”, “Мореходные компании как никогда нуждаются в моих услугах”. И настроение у него внезапно становится отличным.

Она хочет ему нравиться и делает для этого все. Надевает платье, готовит ему ужин, зажигает свечи. Когда он войдет, она бросится ему на шею и поцелует. Она ждет долго. Так долго, что понимает: он больше не вернется. Наконец он звонит и мямлит, что его задержали.

Она хочет ему нравиться и делает для этого все. Идет в гимнастический зал, меняет весь гардероб. Покупает себе кружевные ночные рубашечки и предлагает поиграть, как раньше, – медленно раздеться перед ним. Он отвечает: “Не сегодня, но спасибо”. И оставляет ее одну, совершенно голую.

Кто она такая? Состарившаяся женщина.

Она хочет ему нравиться и делает для этого все. Но он на нее больше не смотрит.

Он снова становится тем Солом, каким был тридцать лет назад: танцует, напевает, он забавный и привлекательный.

Он снова становится тем Солом, которого она так любила. Но теперь он любит не ее.

Ту, кого он любит, зовут Кассандра, она дает в Оук-Парке уроки тенниса. Она красива, она вдвое моложе их. Но больше всего дяде Солу нравится, что, когда он говорит, ее глаза так и сияют. Она смотрит на него так, как раньше смотрели Гиллель и Вуди. На Кассандру он может производить впечатление. Ей он рассказывает про то, как гениально в свое время сыграл на бирже, про дело Доминика Пернелла, про свои подвиги в судах.

Тетя Анита находит эсэмэски от Кассандры. Она видела, как та заходила к дяде Солу в контору с коробками салата и экологически чистых овощей. Однажды вечером он уходит на “ужин с клиентами”. Когда он наконец возвращается домой, тетя Анита ждет, она чувствует ее запах на его коже. И говорит:

– Я хочу уйти от тебя, Сол.

– Уйти? Почему?

– Потому что ты меня обманываешь.

– Я тебя не обманываю.

– Да? А Кассандра?

– С ней я обманываю не тебя. А собственную печаль.

Никто не догадывался, как мучился дядя Сол из-за привязанности Вуди и Гиллеля к Патрику Невиллу все годы их учебы в Мэдисоне.

Когда дядя Сол с тетей Анитой отправлялись туда на матч “Титанов”, они чувствовали себя чужаками. К тому моменту, как они приезжали на стадион, Гиллель уже сидел рядом с Патриком и свободных мест рядом не было. Они усаживались в следующем ряду. После победы в матче они встречали Вуди у выхода из раздевалок; дядя Сол так и светился гордостью и радостью, но его поздравления значили меньше, чем приветствия Патрика Невилла. Мнение Патрика тоже было важнее. Если дядя Сол давал Вуди какой-нибудь совет относительно игры, тот отвечал: “Наверно, ты прав. Спрошу у Патрика, что он думает”. Дядя Сол с тетей Анитой предлагали Вуди и Гиллелю вместе поужинать после матча. Те чаще всего отказывались, ссылаясь на то, что им хочется пойти поесть вместе с остальными игроками. “Конечно, хорошо вам повеселиться!” – говорил дядя Сол. Однажды после матча дядя Сол повел тетю Аниту ужинать в какой-то ресторан в Мэдисоне. Не успев зайти, он остановился как вкопанный и развернулся на выход.