Подталкиваемые толпой, они поднялись до самых верхних рядов, где сели под тентами, зараженные всеобщим возбуждением. Селена — с корзиной на коленях, в которой лежали яйца, хлеб, сыр и бутылка разбавленного вина. Ульрика впервые за долгое время смеялась, так же, как и толпа, нетерпеливо ждала начала представления.

Наконец раздались фанфары, и под громовой рев толпы на арену вынесли статуи богов и богинь. Вскоре появились жрецы, сановники, художники, которые развлекали публику в этот день, и, наконец, император и императрица, появление которых вызвало аплодисменты толпы, перешедшие затем в неистовые овации.

Представление начала группа всадников, каждый из которых галопировал по арене, стоя сразу на двух лошадях. Это был волнующий спектакль. Селена и Ульрика хлопали изо всех сил, когда всадники уходили. Потом последовали гимнасты и акробаты, одетые в роскошные костюмы, а между номерами выступали клоуны со своими шутками.

И снова удары фанфар возвестили следующую часть программы: на арену вышли двое в кожаных передниках, со шлемами на головах, с мечами и щитами в руках. Публика закричала от восторга. Судя по всему, борцы были очень известны. Зрители, сидевшие вокруг, заключали пари, и Селена узнала из разговора соседей, что тот, что повыше, выиграл уже сотню боев и что он вообще всеобщий любимец.

Когда борьба началась, публика будто сорвалась с цепи. Мечи бряцали, умащенная кожа блестела, силачи играли мускулами. Селена и Ульрика смотрели на происходящее сначала с любопытством, а потом со все нарастающим ужасом.

Крики толпы оглушили их, когда один из гладиаторов, рослый фаворит, упал на землю, и в мгновение ока его противник поставил ему ногу на грудь. Победитель взглянул в ложу императора, ему дали знак — большой палец вниз, — и, не колеблясь, победитель вонзил меч в грудь своему противнику. Потом поклонился и сорвал шлем с головы побежденного. Из-под него рассыпались светлые косы германца.

Селена и Ульрика онемели от ужаса, когда победитель получал свою награду, а мертвого поверженного воина оттаскивали с поля битвы.

Тысячи людей орали, рычали и топали ногами.

Селена и Ульрика все еще сидели, будто оглушенные, когда началось следующее представление. Железные ворота открылись, и сотни людей, спотыкаясь и щурясь, вышли на свет, мужчины, женщины и дети, одетые в лохмотья, худые и бледные. По другую сторону арены открыли еще одни ворота, и оттуда ринулись изголодавшиеся львы.

— Евреи! — ревела толпа. — Смерть евреям!

Селена схватила Ульрику за руку и бросилась бежать со стадиона.

Да, она знала, почему острову неоткуда ждать помощи. От таких людей нечего ждать сочувствия.

— Пока закон позволяет просто сбывать нам старых рабов, — говорил Герод, — мы не найдем выхода. Потому что здесь слишком много народу. Если бы только император прислушался.

Император — жадный и эгоистичный человек, думала Селена, стоя перед статуей Эскулапа. Она трижды просила, чтобы он ее принял, и три раза ее просьбу отклоняли. Даже Паулине, у которой были хорошие связи и влияние, не удалось добиться для нее аудиенции. Теперь, когда император снова был в Риме, он был слишком занят, развлекая себя, чтобы услышать, что заботит народ.

Клавдий снова в Риме. А где же тогда Андреас? Паулина навела о нем справки у своих друзей в императорском дворце, но никто не смог ей ничего сказать.

Я знаю, где он, думала Селена. Он нашел корабль, который унесет его к новым горизонтам.

Селена тряхнула головой. Она пришла к богу затем, чтобы попросить поддержки в предстоящей операции, а не затем, чтобы сложить к его ногам свои земные заботы. Она должна сконцентрироваться. Как сказал Герод, это все равно что пытаться остановить море веником. Ее план превратить остров в приют для больных и раненых не может осуществиться, в Риме до сих пор нет места, куда могли бы обратиться жители города.

— Святой Эскулап, — бормотала Селена, окруженная дымом курений и мерцающей темнотой, — отец целительского искусства, направь сегодня мой нож. Дай мне мудрости и силы вызволить этого ребенка на свет. Мать Венера, позаботься об этой бедняжке, помоги ей безболезненно расстаться с этим миром и дай мне этого ребенка. И наконец, Селена обратилась еще и к духу обожествленного Юлия Цезаря, который был ее дедом.

Шесть месяцев назад Селена приехала в Рим, в надежде соединиться с членами своей семьи на Палатинском холме, теперь же эта надежда умерла, стоило ей услышать о лживости этих людей, движимых только жаждой власти. Члены императорской семьи, как и предупреждал ее Андреас, были весьма опасной шайкой. Весь Рим надрывал глотки, рассказывая о коварных намерениях Мессалины сделать своего сына Британника преемником Клавдия. Она готова была устранить любое препятствие, возникающее у нее на пути. Ходили слухи о необъяснимых смертных случаях и таинственных исчезновениях людей, которые оказывались на пути Мессалины.

С каждым ушедшим днем, с каждым новым слухом об императорской семье росла осторожность Селены. Эти люди с таким ожесточением и коварством боровшиеся за власть, не обрадовались бы внезапному появлению законной наследницы Юлия Цезаря. Думая о собственной безопасности Селена держалась в стороне от них, да и ради Ульрики она должна была хранить тайну. Внучка Юлия Цезаря была уже девицей на выданье, молодая женщина, способная рожать детей.

Свою последнюю страстную молитву Селена обратила к богине, Великой Матери. Она молила о милости для души юной девушки, которой предстоял такой ранний и трагический конец.

Напоследок она, как всегда, попросила у богини покровительства и защиты для своей матери и брата независимо от того, живы они еще или нет.

— Я думаю, у меня будет много детей, когда я вырасту, Паулина.

Ульрика сидела в саду, залитом солнцем, и болтала с Паулиной, которая собирала пионы и желтые ирисы. Теперь, когда зацвел весенний сад, они каждый день бывали здесь. Чаще всего они все вместе сидели под гранатовым деревом, став подругами после того тревожного декабрьского дня. Паулина, которая раньше с трудом выносила присутствие Ульрики, теперь наслаждалась ее обществом, а Ульрика видела в ней, как раньше в Рани, вторую мать.

— Иметь одного ребенка, — продолжала Ульрика, — по-моему, жестоко. Я бы все время боялась, что мой ребенок чувствует себя одиноким. Поэтому я хочу, чтобы у меня было много детей, чтобы им было веселей друг с другом. А иначе… — ее лицо посерьезнело, — лучше вообще ни одного.

Паулина вернулась к дереву с букетом цветов и сорвала еще пару гранатов для Селены, которая обычно готовила напиток из их кожуры.

— Но для начала тебе придется обзавестись мужем, — улыбаясь, сказала она.

— Да, конечно. Но я точно не выйду замуж за первого встречного. Это должен быть совершенно особенный человек.

«Как мне это знакомо, — тоскливо думала Паулина. — Валерий был для меня совершенно особенным, когда мы познакомились. Ах, стать бы еще раз такой юной, как Ульрика, когда вся жизнь, полная волнующих событий, еще впереди. Но для меня это уже позади. Я, конечно, могла бы еще раз выйти замуж, но это было бы несправедливо по отношению к мужчине, так как я не смогла бы уже подарить ему детей».