— Конечно, правда, сладенький! Что за молодежь пошла? Что ни красавчик, так тупой, как валенок.

Эдик широко улыбнулся и решил выдвинуть предположение:

— Наверное, дежурного завалило столом! Внезапное обрушение кровли! Или что-нибудь в этом роде. Может быть, локальное землетрясение…

— Магнитные поля, — подхватила «старушка». — Но, скорее всего… — Существо неопределенного пола подняло вверх указательный палец. — Скорее всего, он убил себя с разбегу, как я неоднократно ему советовал. Кстати, будем знакомы, сладкий — меня зовут Ромуальд. Захочешь — приходи ко мне в сто десятый. Ужином накормлю…

Цитрус поморщился. «Валить» Ромуальда не было никакого резона, более того, он мог пригодиться в качестве свидетеля: дескать, они вместе обнаружили разбитый стол и тело Боба под ним.

— Ну и заработаешь рубликов десять, если уж такого хорошего мнения о себе, — заявил старый нетрадиционалист. — Тебя-то как зовут?

— Эдик.

— Красивое имя. Знал я одного Эдика давным-давно, но тот был покислее, — Ромуальд захихикал, прикрывая неровный рот ладошкой. — Да и вообще, имя известное.

— Рад, что тебе понравилось, — выдавил Цитрус сквозь зубы.

Лифт наконец подошел. Эдик юркнул внутрь, попытался закрыть за собой дверь, вбив кнопку отправки на первый этаж кулаком, но лифт был солидный, с задержкой закрывания дверей. Поэтому Ромуальд с достоинством вошел следом. Только после того, как он встал у задней стенки лифта, двери сомкнулись, и кабина тронулась.

Поворачиваться к Ромуальду спиной Эдик опасался — хотя знал, что в случае чего справится с новым знакомым одной левой, даже протез использовать не придется. Лицом к нему тоже не хотелось поворачиваться. Поэтому он встал в профиль и приготовился дать отпор, если будут иметь место поползновения. Благо, зеркальная кабина лифта позволяла видеть любое движение.

— Куда направляешься? — ненавязчиво поинтересовался Ромуальд.

— В бар, — коротко ответил Цитрус. Хорошо уже то, что этот тип не пытается к нему лезть!

— Угостить тебя водочкой? Или предпочитаешь бурбон?

— Пиво, — прорычал Эдик.

— Фи. Какие низменные вкусы! От пива толстеют. Впрочем, ты сохранил хорошую фигурку. И, признаться, шалунишка, очень мне понравился! Ладно, так и быть, я угощу тебя «Жигулевским». Хоть оно всё дороже год от года. Только условие: поцелуй за каждую кружку. В щечку, — поспешно добавил трансвестит, увидев перекошенное лицо Цитруса. — Разве я прошу о многом?

Эдик собирался уже вырубить «старушку» ударом механического кулака, но вовремя сообразил, что в компании с «другом» к нему будут приставать гораздо меньше, — а Ромуальда, можно и потерпеть. К тому же почему не выпить на халяву? Если этот хилый представитель племени нетрадиционалистов так уж хочет угостить его пивом, пусть угощает.

— Пойдем, — кивнул Эдик. — Только обойдемся без поцелуев! Я этого не люблю. И вообще, ко мне не лезть!

— Даже не подумаю, — заявил Ромуальд. — Напротив, буду ждать, когда ты сам проявишь инициативу, противный. Я люблю таких крепких парней, которые не торопятся лечь в постель с первым встречным…

Двери лифта открылись, и новые «друзья» оказались в разношерстной, яркой, гомонящей толпе неправильно ориентированных мужчин. Здесь, в холле, знакомились и поджидали партнеров, бранились и скандалили, мирились и лили слезы…

— Бар направо, — объявил Ромуальд и уверенно двинулся через толпу, цокая каблучками. Цитрус уныло поплелся следом.

— Ты на игры приехал? — поинтересовался Ромуальд.

— Да. С друзьями.

— Ах, вот оно что. Можно будет оргию устроить. Если захотите принять меня в свой тесный кружок.

— Посмотрим, — буркнул Эдик.

В баре оказалось неожиданно мало людей. Двое мужиков в ярких тряпках обнимались у входа. Еще двое сидели в темном углу и разговаривали на повышенных тонах — ссорились. Мучо Чавос черной горой возвышался у стойки бара, пребывая в гордом одиночестве. Пахло здесь вполне пристойно: дорогим коньяком, пивом, и совсем чуть-чуть — табачным дымом.

«Где же Змей?» — подумал Цитрус, пошарил глазами по бару и похолодел. Рептилия вместе с другой рептилией топтался на танцполе. Вот ужас! А строил из себя правильного коска и настоящего мужика.

«Впрочем, — Эдик вздохнул, — за долгое время пребывания на астероидах его сексуальная ориентация могла сильно сместиться в сторону однополой любви. А он об этом и не подозревал…»

Смущенный своими мыслями, Цитрус занервничал, обогнал Ромуальда, навалился на стойку бара и прокричал:

— Водки! Бутылку! Холодной!

— Какой невоздержанный, — улыбнулся Ромуальд одними уголками сморщенного рта. — А собирался пиво пить.

— Я заказал водку потому, что хочу нажраться! — сообщил Эдик и заорал снова:

— Три «Жигулевских»! Да похолоднее!

— Я не буду, — заметил Ромуальд.

— Ну и не пей. Я три выпью!

Затем он обратился к Мучо:

— Что, Змей оказался не таким крутым парнем, как мы о нем думали? Его сняли, а он и пикнуть не успел.

Чернокожий здоровяк посмотрел на Цитруса тяжелым взглядом.

— Да нет, дружище, он сам снял этого чешуйчатого. Увидел его и аж расцвел. Буду развлекаться, говорит, жить полной жизнью. Или половой жизнью? Я не понял, как он сказал. Из-за шипения его не всегда поймешь… Стаканчик только пропустил, сразу обнял эту ящерицу, и топчутся там уже минут двадцать. Оторопь берет, когда такое видишь. Ведь он с нами в команде.

— А ты?

— Я?! А что я? Бутылку «Столичной» раздавил и сижу. Хорошо хоть, не пристает никто.

— К такому страшилищу попробуй пристать, — подал голос Ромуальд, лукаво при этом улыбаясь. — Тебе я тоже пивка налью. Твой приятель скромник — сначала попросил пива, теперь вот водки захотел. Измена друга обеспокоила? Вы молодцы, рептилию в компании держите. Сразу видно, ребята искушенные. И со вкусом.

Мучо вытаращился на старого извращенца.

— Это кто? — поинтересовался он.

— Ромуальд, — тоскливо сообщил Цитрус.

— И что он…

— Будет болеть за нас на Играх, — поспешно ответил Эдик. — Я не сказал тебе, Ромуальд, — мы приехали на Игры. Будем в них участвовать. Так-то. Будешь за нас болеть, Ромуальд?

Старик изменился в лице, потом вдруг подпрыгнул на месте — каблуки цокнули по полу — и захлопал в ладоши.

— Дождался! — закричал он. — Дождался! Наши — на Играх! Буду ли я болеть? Да я не только болеть — я помогать буду всем, чем смогу! Все будут за вас болеть! Все до единого! Вы же герои, ребята! Вы — наши герои! Коньяка! Дербентского! Всем! Вы это слышали — мой друг будет участвовать в Играх! Мои друзья станут чемпионами!