Глаза матушки заблестели, из них исчезла задумчивость, свойственная последнему времени, исчезла традиционная невозмутимость и бесстрастность. Говоря о сыне, Чио совершенно забыла о проблемах и сложности предстоящего дня. Говоря о сыне, Чио была счастлива. И Глеб не перебивал ее.

— Несколько дней назад он играл в футбол, ободрал коленки, забил два гола и сказал, что будет нападающим сборной.

— Месяц назад он мечтал стать летчиком-истребителем, — припомнил Глеб.

— А в начале лета бредил дайвингом. — Чио неожиданно замолчала и, выдержав короткую паузу, тихо произнесла: — Он тоскует по нам.

— Я знаю, — в тон ей отозвался Сухоруков.

— И я тоскую по нему.

— Я вижу. — Глеб нежно поцеловал женщину в шею. — Завтра. Завтра, моя хорошая. Уже завтра мальчонка будет жить с нами. Я обещаю.

— И у нас будет нормальный дом?

— Он уже готов. Завтра мы в него въедем.

— Ты построил дом?! И не сказал мне об этом! — Она с притворной обидой попыталась оттолкнуть мужчину.

— Это сюрприз.

— Он большой?

— Он красивый.

— Там большая спальня?

— Огромный камин, сад, пруд и парк до горизонта.

— Наш дом… — Женщина мечтательно вздохнула. — Настоящий дом…

— Днем папа и мама будут работать, а все вечера мы будем проводить втроем. Или вчетвером.

— Или впятером.

— Главное — вместе.

— Да. Это главное. — Чио заглянула в глаза Глеба. — Я люблю тебя. Очень люблю.

Чио покинула спальню первой, ей надо было подготовиться к выполнению своей задачи и раздать приказы подчиненным магам. Скит, нетерпеливо ожидающий начала главного в истории Курии события, бурлил, и жесткая рука матушки была необходима.

Оставшись один, Глеб некоторое время лежал на спине, бездумно разглядывая потолок, затем дотянулся до телефона и набрал номер.

— Hyp?

— Все идет по плану, — отрапортовал карлик. — Мероприятие подготовлено. Митрополит Даниил ожидает в Донском монастыре.

— Что с патриархом? — негромко, через силу, поинтересовался Сухоруков. Эта часть операции угнетала его необычайно сильно.

— Больница полностью закрыта навами, даже я не могу пробиться через их защиту. Никаких официальных сведений не поступало, но наблюдается активность темных и монахов Забытой пустыни. Я полагаю, они не могут решить, что делать.

— Ты уверен, что операция удалась?

— «Рев Левиафана» работал расчетное время. Я зафиксировал попытки навов переломить ситуацию, но они потерпели неудачу. Все нормально, Глеб, я на девяносто девять процентов уверен, что патриарха разнесло на молекулы.

— А если нет?

— Безразлично. После сегодняшних событий ему придется принять наши правила игры. А если он не смирится, никто не помешает нам повторить процедуру.

В этом коротышка был прав: если все пройдет так, как задумано, никто и ничто не помешает Глебу делать все, что он сочтет нужным.

— Объявляй готовность. — Сухоруков рывком поднялся с постели.

— Мы выезжаем через минуту. — Hyp развернулся было, но, увидев выражение лица гиганта, насторожился: — Что-то не так?

— Нехорошее предчувствие, — вяло отозвался Нар.

— Предчувствие? Необычно для тебя. — Глаза карлика возбужденно блестели. — Мы давно не фехтовали с Сантьягой, ты отвык.

— Не знаю. У меня такое чувство, будто мы упустили какой-то факт.

— Ничего мы не упустили! — бросил Hyp. — Мишень установлена, публика подготовлена, Глеб творит чудо — и Тайный Город в нокауте. Через полтора часа Великие Дома потеряют свою автономию.

— Сантьяга слишком хитер.

— Нар, — вздохнул карлик, — хватит паниковать. Великие Дома не рискнут вмешиваться в нашу операцию, а после ее окончания уже не смогут. — Hyp тихонько рассмеялся. — Им придется смириться с истинной верой… в ее новой редакции.

* * *

«Срочное сообщение! Только что Московское управление противопожарной охраны распространило сообщение о возгорании в одном из корпусов Центральной клинической больницы. К месту происшествия выехали восемь пожарных расчетов. Подробности пока не приводятся, но, по некоторым данным, горит корпус, в котором находится палата патриарха…» (Интерфакс)

* * *

Москва, улица Знаменка,

21 сентября, воскресенье, 11:17.

— Ты решила сдаться Великим Домам? Разумный поступок. — Дитрих оглядел окружающие крыши домов, покосился на Кремль и полной грудью вдохнул воздух Тайного Города. Запах дома!

Яркое, не по-осеннему яркое солнце весело блестело на окнах домов. Башни зоны Кадаф величественно упирались в ясное голубое небо, а прохладный ветерок лишь подчеркивал великолепие погоды.

— Зачем ты притащила меня сюда?

Ответом ему стала традиционная безразличная улыбка.

Разумеется, Дитрих не ждал, что Чио отпустит его или уйдет к Великим Домам, но что же она, Спящий раздери эту хладнокровную тварь, задумала? Рыцарь хмуро посмотрел на матушку. К чему она готовится? Длинные волосы перехвачены диадемой, от которой исходят слабые волны магической энергии, гибкое тело — красивая сука! — плотно облегают короткий корсет и шорты красной кожи, на обнаженных руках несколько ритуальных браслетов, Дитрих видел, как Чио аккуратно надевала их в определенном порядке, а левое плечо и шея матушки расписаны незнакомой командору войны вязью.

«Готовится к какому-то обряду? Что еще задумали эти проклятые челы?!»

Рыцарь стоял меж двух деревянных столбов, на которые также были нанесены загадочные письмена. Поднятые на уровень головы руки прочно прикованы цепями, а из одежды лишь брюки. А еще несколько рун на его груди, матушка осторожно нарисовала их красной краской. А еще — золотая чаша, которую Чио, прочитав непонятые Дитрихом заклинания, поставила у ног чуда. Невозмутимая сука готовилась к сложному обряду, и эти приготовления совсем не нравились командору войны. Не нравились еще и потому, что утром, по приказу Чио, в него влили необычайно много магической энергии. Много первоклассной энергии Карфагенского Амулета, которую можно с легкостью преобразовать в боевые арканы и которая бессмысленно переполняла сейчас каждую клеточку воина, будучи надежно замурована крепким защитным заклинанием.

— Мы договаривались, что я буду только драться!

— Тогда чего ты нервничаешь?

Дитриху показалось, что две рыси, с любопытством наблюдающие за действиями хозяйки, улыбнулись, услышав ее ответ. Улыбнулись хищно, уверенно… но кто знает этих кошек?